На злобу дня

Резилентность по-немецки означает свидетельство о смерти по-украински

Стратегия обороны и резилентности — это новое слово в ведении войны на Украине во имя ее будущего. Она исходит не из мифа о скорой победы Украины над Россией, а из того, что у Украины нет никаких шансов победить в войне с гораздо более мощной Россией. Тем не менее украинцы должны воевать как можно дольше, чтобы занять более выгодную позицию перед мирными переговорами, которые когда-нибудь должны состоятся. Задача Запада — активно помогать в этом Украине, включая финансовую, военную и политическую помощь.

К такой стратегии во имя будущего Украины призывает PRIF Blog, который к двухлетней годовщине со дня начала российской спецоперации на Украине опубликовал статью под названием «Что ждет Украину в будущем: призыв к стратегии резилентности и устойчивости». (1) Приставка «Blog» на странице одного из ведущих научных институтов Германии в области войны и мира никого не должно смущать. На страницах PRIF Blog исследователи из института Peace Research Institute Frankfurt (Лейбниц-институт, исследующий проблемы мира и конфликтов) публикуют тексты по актуальным проблемам войны и мира. Конечно же, авторы блога делают оговорку: «Статьи не отражают мнение Института, а только мнение соответствующих авторов». (2) Но удивительным образом первая Стратегия национальной безопасности Германии, принятая правительством Германии в июне 2023 года, называется: «Оборона. Резилентность. Устойчивость. Интегрированная безопасность для Германии». (3) Другими словами, в основу стратегии Германии легли те же концептуальные понятия (резилентность, оборона), которыми оперируют работники института.

Случайно? Нет, конечно. Чтобы понять, откуда ветер дует, достаточно назвать научный статус автора статьи на странице PRIF Blog: «Доктор Йонас Дж. Дридгер является научным сотрудником программы «Международная безопасность» PRIF и исследовательского центра «Трансформация политического насилия» (TraCe). Он проводит исследования в области межгосударственных войн, сдерживания в международных отношениях, отношений между сверхдержавами и соседними государствами, а также в области российской и трансатлантической политики по вопросам безопасности и обороны». Тут и гадать не надо, чьи политические интересы представляет этот ученый, являясь специалистом по вопросам международного права. Озвученная им стратегия, априори исключающая дипломатическое давление на киевское правительство с целью посадить его за стол мирных переговоров, означает для украинцев, как и для российского населения, ничто иное, как выписка свидетельства на смерть и страдания для достижения каких-то более высоких целей, сформулированных, кстати, самими же стратегами от науки. Если это не верх цинизма, тогда что?

Темы статьи: Предыстория украинского конфликта / Логика единственной американской супердержавы / Ошибка Бжезинского, вселяющая надежду на лучшее / Игра в мельницу как новая тактика в украинском конфликте / Право на службе у политики

Предыстория украинского конфликта

Эта предыстория имеет два измерения: тактическое и стратегическое. Стратегическое измерение украинского конфликта уходит корнями в эпоху колониализма, когда Англия превратилась в великую морскую империю. Такое предположение может показаться странным, но оно полностью соответствует формуле мирового развития, описанной Карлом Шмиттом в его брошюре «Земля и море» (1942) и которую сегодня вряд ли кто-либо посмеет оспорить. (См. Также: Формула мирового развития по Карлу Шмитту)

Морская держава и есть мировая держава, если верить знаменитой фразе самого известного английского мореплавателя сэра Уолтера Рэли: «Тот, кто владеет морем, владеет торговлей всего мира, а тот, кто контролирует торговлю всего мира, владеет всеми сокровищами мира, да и самим миром». (4) Но на пути к абсолютному британскому мировому господству встал самый большой континент в мире, Евразия, который избежал тотальной колонизации со стороны европейских народов. Континентальные державы, такие как Япония, Китай и особенно Россия, уже своим существованием мешали Англии считать себя планетарной мировой державой. Сухопутные державы Евразии превратились в естественных врагов для британской морской державы, породив геополитику как грандиозную теорию завоевания и закрепления мировой власти. Противостояние суши и моря стали изображать как битву между могучим китом Левиафаном, олицетворявшего британскую империю, и не менее могучим сухопутным животным Бегемотом, занимавшего территорию Евразии: бегемот пытается разорвать левиафана на части своими рогами или зубами, а левиафан своими рыбьими плавниками зажимает ему рот и нос, чтобы тот не мог есть и дышать. Легко заметить, что в битве между сушей и морем Левиафан всегда выступает в роли нападающего, а Бегемот — защитника.

В своем стремлении подчинить себе Евразию британская империя «прославилась» колонизацией Индии, опиумными войнами с Китаем, походами в Афганистан и «Большой игрой» с Россией. Но к концу XIX века власть Англии стала ослабевать, особенно после прихода на мировую арену Соединенных штатов Америки, которые заявили свою претензию на мировое господство. Начался процесс объединения Англии с Соединенными Штатами Америки. Толчок к объединению дал американский военно-морской теоретик и историк, контр-адмирал и один из основателей геополитики Альфред Тайер Мэхэн. Шмитт пишет: «Решающей для него является необходимость сохранения англо-саксонского господства на мировых океанах, а это может произойти лишь на островной основе, путем соединения англо-американских государств. Сама Англия стала слишком мала в результате современного развития, так что не является более островом в прежнем смысле. Напротив, Соединенные Штаты Америки представляют собой истинный остров в современном смысле. … Островной характер Соединенных Штатов должен способствовать тому, чтобы морское господство могло быть сохранено и продолжено на более широкой основе». (См. также: Морская держава мыслит себя только как мировая держава)

После Первой мировой войны Америка взяла на себя ведущую роль в геополитике моря. Но и Германия открыла для себя геополитику и выработала свой собственный, «немецкий» стиль геополитического мышления. Можно даже говорить о геополитике земли, которая взяла на себя обязательство противостоять претензиям морской державы на мировое господство. Основы этой новой геополитики были использованы нацистским режимом в качестве вспомогательного инструмента в его стремлении к мировой власти. Само собой разумеется, что после Второй мировой войны геополитика в Западной Германии была подвергнута осуждению. «Немецкая» геополитика земли, как и многие другие теории, которые нацистский режим активно использовал в своих целях, были помещены в «политический карантин». Более того, во время Холодной войны европейские страны, находясь под ширмой Америки, просто не нуждались в собственных геополитических стратегиях. Геополитическое мышление стало привилегией немногих немецких политиков, таких как канцлер Германии Гельмут Шмидт. Лишь в последнее время стало возможным говорить о новом ренессансе геополитического дискурса в Германии. (См. также: Пара слов о геополитике)

В Советском союзе геополитический дискурс был запрещен — по идеологическим причинам. Тем не менее страна была вынуждена придерживаться законам геополитики, выступая в роли представителя бегемота или, лучше сказать, сибирского медведя. В 1990-е годы, после поражения в Холодной войне, геополитика земли была заново открыта в России и с тех пор стала содержанием российского геополитического мышления. Как и в Германии 1920-1930-х годов, когда поражение в Первой мировой войне вызвало «спрос» на геополитическое понимание происходящего, так и в России поражение в Холодной войне пробудило интерес к геополитике. С тех пор российская политика основывается на совершенно четкой, понятной и предсказуемой геополитической логике: в ее основе лежит тот факт, что Российская Федерация как сердцевина евразийского континента всегда находится в центре борьбы за мировое господство. Левиафан, могучий англосаксонский кит, нападает на сердце Евразии и заставляет свирепого русского медведя защищаться. (См. также: Российская логика сдерживания)

Логика единственной американской супердержавы

После распада Советского Союза битва между Левиафаном и сибирским медведем приобрела новое измерение: Америка, как победитель в Холодной войне, взяла на себя ответственность за построение на руинах коммунистического блока нового мирового порядка. Она делает это в соответствии с собственной логикой, которую подробно изложил в своей книге «Единственная мировая держава. Стратегия превосходства Америки» известный американский политолог Збигнев Бжезинский (на английском языке книга впервые была опубликована в 1997 году). Тезис Бжезинского заключается в том, что после распада Советского Союза Америка является первой и единственной реальной мировой державой, «новым типом гегемонии». В отличие от всех предыдущих империй, Соединенные Штаты не только контролируют все океаны и моря, но и располагают военными средствами, чтобы держать под контролем побережья. Динамика американской экономики создает необходимые условия для осуществления глобального доминирования. Экономическое, военное и технологическое превосходство Америки, а также американская культура делают ее единственной глобальной сверхдержавой во всеобъемлющем смысле.

Для Бжезинского Евразия — это центральный театр мировой истории, где после распада Советского Союза при активном участии Америки должны быть созданы условия для «вечного мира». В основе такого утверждения лежит высказывание самого крупного теоретика геополитики Гарольда Макиндера, который писал в начале XX века: «Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом; кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом; кто контролирует Мировой остров, тот командует миром». Мировой остров — это Евразия, а Хартленд — центральный евразийский регион, то есть Россия. Поэтому сохранение глобального господства Америки напрямую зависит от того, как долго и насколько эффективно США смогут утвердить себя в Евразии, особенно в ее «черной дыре» — России. (См. также: Евразия — центральная арена борьбы за новый мировой порядок)

После распада Советского Союза Соединенные Штаты получили статус единственной, но не абсолютной сверхдержавы: им не хватает контроля над сердцем Евразии, то есть огромной Россией с ее богатейшими природными ресурсами. Именно поэтому интеграция России в американскую зону влияния становится главной целью американской геостратегии в Евразии. По мнению Бжезинского, две мировые державы в Евразии — это слишком много: ни одна страна на этом континенте не должна оспаривать господство Америки, иначе американская претензия на единоличное мировое господство потеряет смысл. Поэтому вполне логично, что Бжезинский категорически отвергал законные претензии России на статус мировой державы и исключал равноправное партнерство с Америкой. Он пишет: «Америка никогда не намеревалась делить власть на земном шаре с Россией, да и не могла делать этого, даже если бы и хотела. Новая Россия была просто слишком слабой, слишком разоренной 75 годами правления коммунистов и слишком отсталой социально, чтобы быть реальным партнером Америки в мире.» (См. также: Геостратегия в отношении России)

Таким образом, отказ признавать Россию равным партнером становится исходным пунктом американской стратегии на евразийском континенте. Все остальное — лишь следствие такого отношения «сильной» Америки к «слабой» России: многократное расширение НАТО, несмотря на протесты России; вызывающие много вопросов демократизация бывших советских республик; активная поддержка национальных элит в бывших советских республиках в их стремлении к независимости от России в пользу сближения с Западом; односторонний выход Америки из подписанных во время разрядки договоров; игнорирование интересов России в вопросах собственной безопасности и ее выдавливание из системы европейской безопасности; наказание России за ее суверенную политику в самых разных формах — от санкций до дискредитации России и демонизации лично Путина. Этот процесс начался задолго до эскалации конфликта на Украине в 2014 году, вызванного майданом и последовавшим за ним государственным переворотом.

Бжезинский описывает американскую геостратегию в Евразии как шахматную партию, разработав конкретные дорожные карты для всех основных игроков на этом континенте. Итоговая цель стратегии — поставить мат «черному» королю, то есть России, укрепив тем самым американское господство над Евразией. Европа должна стать демократическим плацдармом Америки — через НАТО и расширение ЕС на восток. Американская геостратегия в отношении Франции и Германии состоит в том, чтобы сдерживать их амбиции по самостоятельному построению будущего Европы. Американская геостратегия по отношению к России заключается в том, чтобы интегрировать страну в Европу и не допустить восстановления Российской империи. И т. д. (См. также: Бжезинский: Логика единственной супердержавы)

Миф об имперских амбициях России играет в стратегии Бжезинского особую роль. Любая кооперация России с соседними странами, будь то СНГ или Евразийский экономический союз, способна укрепить страну, а потому опасна для ее интеграции в западное сообщество. Конечно, Бжезинский хорошо понимал, что бывшие советские республики невозможно полностью оторвать от России. Но успех их сотрудничества с Россией он поставил в прямую зависимость от того, как будет вести себя в регионе бывшая российская империя: опять по-имперски, или все же признает полный суверенитет этих республик. Он пишет: «Очевидно, активное экономическое участие России в развитии региона является существенно важным для стабильности в этой зоне, а наличие России в качестве партнера вместо исключительного господина также может принести существенные экономические выгоды. Больше стабильности и возросшее благосостояние в рамках региона непосредственно послужили бы благополучию России и придали бы истинное значение «содружеству», заложенного в термин СНГ. Но такой кооперативный путь станет российской политикой лишь тогда, когда наиболее честолюбивые, исторически устаревшие планы, которые болезненно напоминают первоначальные планы в отношении Балкан, будут успешно предотвращены». (См. также: Геостратегия в отношении бывших советских республик)

Сотрудничество без имперских претензий: что это может означать? Конечно, Бжезинский как опытный геополитик не мог не знать о принципиальном различии между планетарной империей и региональной державой. Региональная держава в форме большого пространства — одно из важнейших понятий геополитики. После окончания Холодной войны только одна держава претендует на статус глобальной империи — США. Все остальные державы, включая Россию, претендуют в лучшем случае на статус региональных держав в форме большого пространства. Но региональная держава и глобальная империя — это совершенно разные понятия. После распада СССР Российская Федерация больше не претендует на планетарную — коммунистическую — гегемонию. Идея объединить мировой пролетариат в борьбе с мировой буржуазией сегодня не придет в голову даже самому «махровому» коммунисту. Поэтому кооперация России со своими соседями носит сугубо региональный характер, без каких-либо претензий на глобальную империю, в отличие от США. Да и что плохого в том, что Россия стремится к кооперации со своими соседями? В конце концов, разве не все государства стремятся расширить свое экономическое пространство?

Тем не менее миф Бжезинского об имперских амбициях России был охотно подхвачен на Западе и стал главным аргументом в организации «крестового похода» против России. Это и понятно: по логике единственной супердержавы, Западу не нужна сильная Россия в центре Евразии. Но как объяснить международному сообществу, что кооперация Российской Федерации со своими соседями, которая способна усилить Россию, — это плохо? Вот и пригодился старый миф об имперских амбициях России: он придает политике сдерживания Российской Федерации хоть какую-то легитимность. (См. также: «Чистейший» миф о «российском империализме»)

После развала Советского Союза Украина попала в центр борьбы между сушей и морей, между англосаксонским левиафаном и русским медведем. Основная идея Бжезинского в отношении Украины такова: «Без Украины Россия больше не сможет стать евразийской империей». Он пишет: «Потеря Украины имела важное геополитическое значение, поскольку существенно ограничивала геостратегический выбор России. Даже без Прибалтийских республик и Польши Россия, сохранив контроль над Украиной, могла бы все же попытаться сохранить место лидера в евразийской империи, внутри которой Москва смогла бы подчинить своей воле неславянские народы южного и юго-восточного регионов бывшего Советского Союза. Однако без Украины с ее 52-миллионным славянским населением любая попытка Москвы воссоздать евразийскую империю способствовала бы, по всей видимости, тому, что в гордом одиночестве Россия оказалась бы втянутой в затяжные конфликты с неславянскими народами, поднявшихся на защиту своих национальных и религиозных интересов; война в Чечне была, вероятно, первым тому подтверждением».

Бжезинский был убежден, что само существование Украины как независимого государства способно принудить Россию к трансформации. Он пишет: «Появление независимого государства Украины не только вынудило всех россиян переосмыслить характер их собственной политической и этнической принадлежности, но и обозначило большую геополитическую неудачу Российского государства. Отречение от более чем 300-летней российской имперской истории означало потерю потенциально богатой индустриальной и сельскохозяйственной экономики, а также 52 млн. человек, этнически и религиозно наиболее тесно связанных с русскими, которые сообща могли бы превратить Россию в действительно крупную и уверенную в себе имперскую державу». Кроме того, продолжает Бжезинский, независимая Украина лишает Россию доминирующего положения на Черном море, где Одесса была незаменимыми воротами для торговли со Средиземноморьем и всем остальным миром. Он пишет: «До 1991 года Черное море являлось отправной точкой России в плане проекции своей военно-морской мощи на район Средиземноморья. Однако к середине 90-х годов Россия осталась с небольшой береговой полосой Черного моря и с неразрешенным спорным вопросом с Украиной о правах на базирование в Крыму остатков советского Черноморского флота, наблюдая при этом с явным раздражением за проведением совместных, Украины с НАТО, военно-морских и морских десантных маневров, а также за возрастанием роли Турции в регионе Черного моря».

Ключевую роль Украина сыграла и в параде независимости всех бывших советских республик: она с самого начала отвергала все попытки России наладить какое-либо сотрудничество на постсоветском пространстве. Хотел этого украинский народ или нет, но в геополитическом смысле Украина должна была стать форпостом борьбы Америки за свое доминировании в Евразии, то есть передовым отрядом на поле брани между англосаксонским левиафаном и российским медведем. (См. также: Геостратегия в отношении Украины)

Ошибка Бжезинского, вселяющая надежду на лучшее

Западный проект «Анти-Россия» на территории Украины начался сразу же после развала Советского Союза, символизируя собой схватку между морем и сушей. Украинцы были брошены в топку глобального конфликта, который, согласно логики Бжезинского, был изначально неизбежен. В своем стремлении к мировому господству Америка просто вынуждена следовать стратегии, разработанной Бжезинским. Что она и делает, начиная с 90-х годов прошлого столетия, упустив шанс на основе конвергенции двух систем — советской и западной — вместе с Россией строить новый миропорядок. Как известно, это была мечта Горбачева, готового идти на уступки Западу ради мирного разрешения конфликта между СССР и США. Но мечта Горбачева о конвергенции так и осталась мечтой: после развала Советского Союза борьба суши и моря за евразийский континент и за его сердцевину, то есть за Россию, вспыхнула с новой силой. О чем-то договариваться с побежденной Россией, естественно, никто не собирался.

Но в новую стратегию США по отношению к России, в основе которой, без всякого сомнения, лежит геополитическая логика Бжезинского, вкралась одна ошибка, которая вселяет надежду на мирный исход конфликта на Украине. Дело в том, что Бжезинский исходил из того, что Россия — слишком слаба, чтобы влиять на исход исторических событий, а значит, с ней больше не стоит считаться как с равным соперником, то есть как с justus hostis, если исходить из юридической терминологии. Речь идет о так называемой криминализации войны, когда на первое место выходят не правила и методы войны, а право держав-победительниц решать, какая война является справедливой, а какая нет, кто является агрессором и кого надо считать военным преступником. Противник подвергается дискриминации до тех пор, пока не становится преступником, на которого уже не распространяются действующие правила. Против него ведется не война в ее обычном понимании, а акция, наподобие полицейского мероприятия против нарушителя общественного порядка. (См. также: Война на Украине должна предотвратить третью мировую войну)

Дальнейшее ослабление России, окруженной более сильными и динамично развивающимися соседями, и легло в основу концепции Бжезинского. Но история вновь подготовила миру сюрприз, поставив Россию с приходом Путина на рельсы экономического подъема и усиления своих политических позиций в мире. Вся стратегическая логика Бжезинского по отношению к России стала рушиться. Российская Федерация больше не стоит в предбаннике Америки, добиваясь своего признания, а упорно строит свой военный и экономический суверенитет, с которым Америка просто вынуждена считаться. Россия доказала свою самодостаточность, в том числе в плане технического перевооружения своей армии, уверенно преодолевает жесткое санкционное давление Запада. Россия заметно окрепла, и легкой победы у Запада на фронтах украинской прокси-войны не получится. Можно сказать, что Россия в этой войне постепенно, но уверенно возвращает себе статус достойного врага, каким она являлась в эпоху Холодной войны. Успехи на поле боя, как всегда, приближают этот момент. А значить, Америке и России когда-нибудь все равно придется договариваться, как это уже не раз бывало в прошлом, если только они не захотят стать самоубийцами, а то и убийцами планеты. Чем раньше к этому будут сделаны серьезные шаги, тем лучше для украинского народа и всех народов Европы.

В этом и состоит шанс на надежду, которую оставил нам великий геостратег Збигнев Бжезинский.

Игра в мельницу как новая тактика в украинском конфликте

Признание России как justus hostis, то есть как равноправного врага, означает признание российских озабоченностей в вопросах безопасности, особенно в связи с расширением НАТО на Восток. Для Соединенных Штатов Америки это неприемлемо, поскольку означает отказ от построения однополярного мира под своей эгидой. Но и полное игнорирование интересов России не сулит Западу ничего хорошего: он рискует втянуть себя в эскалацию отношений с атомной державой, исход которой трудно предсказать. Сделать мат российской «черной дыре» оказалось не так-то просто. Шахматы являются русской национальной игрой, как и на Западе, поэтому русским не понадобилось много времени, чтобы хорошо изучить правила шахматной игры в геополитику. В геополитической шахматной партии между Америкой и Россией Кавказская война 2008 года, военные действия в Сирии в 2015 году и особенно воссоединение Российской Федерации с Крымским полуостровом (независимо от международно-правовых интерпретаций произошедшего) были важными шахматными ходами в пользу России.

Словом, американцам не удалось за короткое время успешно реализовать свою геополитическую стратегию (Бжезинский говорил об одном поколении). В геополитической партии Путин не допускал ошибок, в том числе в Крыму и на Востоке Украины. США и их союзникам пришлось считаться с большими стратегическими потерями в борьбе за Украину и за Евразию. Ситуация была аховой. Необходимо было изменить тактику, чтобы избежать дальнейших потерь в игре с Путиным, который стал ловким шахматным геостратегом. Их внимание привлекла игра в мельницу.

Речь идет о политической игре в мельницу, которая ведет к ситуации, из которой нет положительного выхода. Конфликт на Украине — как раз такой случай. Тактика игры в мельницу понятна. Известно, что Россия в своей политике провела ряд красных линий, одна из которых проходила именно на Востоке Украины. Речь идет о гражданских войнах, которых Россия на своих границах хотела бы любой ценой избежать. Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Чечня и Нагорный Карабах — это территории, которые особенно сильно пострадали от гражданских войн после распада Советского Союза. Эти регионы и сегодня требуют своего постоянного внимания. (См. также: Предотвращение и сдерживание гражданских войн на своих границах — вопрос существования самой России)

Донбасс не исключение. Красная линия, которую здесь провела Россию, должна была исключить возможность военного решения конфликта в этом регионе. Но она была пересечена киевским режимом в 2014 и 2015 годах — с интенсивным применением ракетных обстрелов и авиации, приведших к ужасающим последствиям для гражданского населения Донбасса. Минские соглашения I и II стабилизировали конфликт, но не устранили его: военное присутствие украинской армии на Донбассе увеличивалось из года в год и грозило вновь нарушить красную черту под названием «гражданская война».

Такое развитие конфликта на востоке Украины могло вновь привести к кровопролитной гражданской войне, но теперь с еще более ужасными последствия. Россия не могла этого допустить, что хорошо понимали и западные игроки в мельницу. Целью игры было довести Москву до такого состояния, чтобы у нее «лопнуло терпение» и она решилась на прямые военные действия на Донбассе. Словом, Россию следовало принудить к боевой операции на Востоке Украины. В результате Россию можно было смело объявлять агрессором, дискредитировать ее как абсолютное зло и в конечном итоге сделать ее новым символом планетарной угрозы — согласно логике криминализации войны. Конечная цель игры в мельницу — окончательно убрать Россию с пути на построение однополярного мира.

Здесь можно говорить о тактическом измерении украинского конфликта, который, по сути, опирается на ту же основу: на борьбу между сушей и морем. Но впервые главный принцип новой тактики был опробован во время войны в Грузии в 2008 году. Известный эксперт по России Габриеле Кроне-Шмальц описывает этот принцип в своей книге «Ледниковый период. Как демонизируют Россию и почему это так опасно» (2017) следующим образом. После «революции роз» в 2004 году Саакашвили сменил на посту президента своего предшественника Шеварднадзе. Он пользовался большим доверием в США, так как учился в Америке, получил докторскую степень и некоторое время работал юристом. Администрация Буша считала его «нашим парнем» на Кавказе. Он никогда не скрывал своего желания ориентироваться на Запад и добивался вступления своей страны в НАТО, то есть проводил ту политику, которая началось еще при Шеварднадзе. Во время визита в Тбилиси в мае 2005 года американский президент Джордж Буш-старший высоко оценил «революцию роз», похвалил «мужественную борьбу грузинского народа за независимость» и назвал Грузию «маяком мира».

В ночь с 7 на 8 августа 2008 года началось широкомасштабное наступление грузинских войск на Южную Осетию, в ходе которого танки, истребители и ракетные установки наносили удары по спящему гражданскому населению и находящимся там российским миротворческим силам. Помимо прочего, использовались кассетные бомбы. Десятки мирных жителей были убиты, а масштабы разрушений гражданских объектов были огромны. Четырнадцать военнослужащих российских миротворческих сил также погибли, поскольку их штаб был обстрелян грузинской артиллерией. В тот же день Грузия объявила, что успешно оккупировала значительную часть Южной Осетии.

Было бы «военной глупостью» со стороны Саакашвили объявлять войну России, если бы он не опирался на поддержку Америки. В то время в грузинских вооруженных силах действовало не только «более сотни американских военных советников», но и «еще большее число американских специалистов и советников в грузинских силовых структурах и администрации». На самом деле, по словам Кроне-Шмальц, до сих пор неясно, какую роль они играли в начале и во время грузинской войны. Еще более важной была другая поддержка. Кроне-Шмальц цитирует статью в TAZ от 13 августа 2008 года, где сообщается, что дипломаты НАТО за закрытыми дверями признали, что перспектива вступления Грузии в НАТО, принятая на саммите в Бухаресте, сыграла свою роль в начале войны, поскольку поощряла Саакашвили к попыткам отвоевать Южную Осетию военным путем. За несколько месяцев до начала конфликта он получил в пользу такого подхода «многочисленные сигналы поддержки из Вашингтона». Вместе с масштабной военной и политической поддержкой, которую Грузия получила от США — включая совместные маневры с участием более 1000 американских солдат за месяц до нападения на Южную Осетию, — все предупреждения в адрес Саакашвили со стороны России остались без внимания.

Кроне-Шмальц прямо подчеркивает, что Москва готовилась ответить на нападение Саакашвили, но хотела по возможности избежать военного конфликта. После масштабного грузинского наступления выбора у России не осталось: она напала на Грузию. Через несколько часов после ночной бомбардировки Южной Осетии тогдашний президент России Дмитрий Медведев объявил о начале военной операции «Принуждение к миру». Начался новый этап геополитической шахматной партии, в котором стратегическая роль Грузии в войне 2008 года стала более узнаваемой. Это относится к утверждению, что именно Запад устроил ловушку для России. США подтолкнули Грузию к нападению на Южную Осетию, чтобы выставить Россию либо слабой (если она не отреагирует), либо агрессивной (если отреагирует). Если Россия не отреагирует, она станет слабой, но это маловероятно, потому что тогда Россия откроет двери для кровавой гражданской войны на Кавказе. Если Россия все же отреагирует на масштабное грузинское наступление, что было фактически неизбежным, то она будет обречена стать жестоким агрессором, угрожающим не только Грузии, но и всему миру. Западные СМИ позаботятся об этом.

Односторонние обвинения России в агрессии, независимо от того, идет ли речь об экспансии по каким-либо причинам или о необходимой обороне, становятся тем самым новым геополитическим правилом. Уготовленная для Саакашвили задача заключалась в том, чтобы он начал бесперспективную войну, чтобы затем Грузию можно было представить в роли жертвы. Можно сказать, что Саакашвили блестяще справился с этой геостратегической задачей, не задаваясь вопросом, что это стоило его стране. (См. также: Запад сам «сотворил» путинскую Россию)

Согласно новой тактике, задача Президента Зеленского также заключается в том, чтобы попытаться вернуть Донбасс и Крым военным путем, как это было в случае с Саакашвили. Механизмы мобилизации на войну двух Президентов в обоих случаях принципиально не отличаются. Конечно, для Зеленского было бы «военной глупостью» объявлять войну ядерной державе России, не будь поддержки Запада. Она включает в себя не только присутствие большого числа специалистов и советников в украинских силовых структурах и армии, но и массированную военно-политическую поддержку Украины со стороны НАТО и США. Отличие заключается лишь в масштабах такой поддержки: по техническому оснащению, по уровню интеграции украинской армии в систему НАТО, по количеству совместных маневров и т. д. В случае войны на Донбассе российских солдат ждала очень хорошо подготовленная линия обороны. «Добро пожаловать в ад!» — так звучал в Киеве популярный лозунг.

Как и в случае с Саакашвили, Зеленского подталкивали к нападению на Донбасс, с тем, чтобы представить Россию как слабой стороной конфликта (если она не отреагирует на вторжение), либо как агрессора (если она все же отреагирует). Если Россия не отреагирует, то она проявит свою слабость, что маловероятно, потому что тогда Россия откроет двери для усиления новой гражданской войны на Востоке Украины. Если Россия все-таки ответит на украинское наступление, что фактически неизбежно, то она будет осуждена как кровожадный агрессор, угрожающий не только Украине, но и всему миру. Оба варианта для России были плохими. О таком исходе событий должны были побеспокоиться западные СМИ, которые, усиленно демонизируя путинскую Россию, подготовились к новой задаче гораздо лучше, чем это было во время войны в Грузии. Задача Зеленского и состояла в том, чтобы начать бесперспективную войну, чтобы потом на Западе представить себя в качестве жертвы.

Напомним, что одностороннее осуждение России как «агрессора», на котором настаивала Грузия, было отклонено Международным судом в Гааге в решении от 15 октября 2008 года. Тем не менее в восприятии Запада, благодаря СМИ, Россия по сей день остается агрессором в грузинской войне, а Грузии приписывается роль жертвы.

На Западе хорошо понимают, что в сложной геополитической игре в мельницу многое поставлено на карту. Нет сомнений, что Россия будет отстаивать свои интересы на Украине до конца. Для России это вопрос сохранения суверенитета, если не своего существования. Таким образом, пытаясь втянуть Россию в конфликте на Украине в затруднительное положение, как это было во время войны в Грузии, Запад рискует сам попасть в затруднительное положение, другими словами, втянуть себя в патовую ситуацию, когда все решения для него будут плохими. (См. также: Запад сам втягивает себя в безвыходную ситуацию)

Право на службе у политики

Без предыстории, опираясь лишь на актуальную повестку дня, легко писать новые нарративы. Политико-медийный мейнстрим еще больше облегчает такую задачу, освобождая работников СМИ и самих политиков от мучительного поиска истины. В своей книге «Мейнстрим. Почему немцы больше не доверяют своим СМИ» специалист по СМИ Уве Крюгер одним из первых описал, как в Германии функционирует такой мейнстрим. Свое исследование он напрямую связал с обострением конфликта на Украине. (См. также: Почему немцы больше не доверяют своим СМИ)

Труднее всего составлять новые нарративы, избегая предысторию, тем, кто находится на службе у правящих элит, например, работникам научных институтов. Но, как говорится, трудно — это вовсе не означает «невозможно». Примером тому может служить Лейбниц-институт, изучающий проблемы мира и конфликтов, от имени которого PRIF Blog разрабатывает для Украины стратегию резилентности.

Уже при составлении своих вопросов Доктор Дридгер, автор статьи «Что ждет Украину в будущем: призыв к стратегии резилентности и устойчивости», исходит не из необходимости как можно скорее закончить войну, что было бы логичным для ученого, изучающего проблемы мира и конфликтов, а из потребности вести ее как можно дольше. Учитывая ухудшение ситуации в Киеве и сокращение военной помощи, он спрашивает: «Так будет ли Украина предоставлена сама себе? Одолеет ли Россия Украину? Какие у Украины есть политические возможности? И как лучше всего поддержать ее стремление к миру, суверенитету и свободе?» (1)

Мир, суверенитет и свобода — главные боевые лозунги на стороне киевского правительства, в то время как в отношении российского режима используются только те термины, которые разрешены в политико-медийном мейнстриме: формальная аннексия Крыма, анти-украинская пропаганда, массовые репрессии внутри страны против противников войны, завоевание украинской территории и слом воли украинцев к сопротивлению путем непрерывных бомбардировок. С явным сожалением Доктор Дридгер вынужден констатировать, что в российской властной элите не происходит никаких перемен, что в России нет признаков надвигающейся революции, что стабильность режима, похоже, не пошатнулась, а популярность Путина остается высокой.

Утешительным призом для правительства Украины должно стать то, что США и дальше будут поддерживать Украину, независимо от того, кто в ноябре выиграет президентские выборы — Трамр или Байден. Доктор Дридгер пишет: «Хотя опасения по поводу республиканской администрации при Трампе вполне обоснованны, есть ряд причин полагать, что при любом сценарии основная линия политики США в отношении НАТО, России и Украины не изменятся. … Когда Трамп только пришел к власти в 2016 году, в общем направлении политики США в отношении России и Украины ничего не изменилось. Более того, в этот период США впервые поставили Киеву ракетные установки Javelin. Конечно, второй срок Трампа не будет простым повторением первого, но все факторы указывают на то, что даже при республиканской администрации США не перестанут поддерживать Украину в экономическом и военном плане».

Впрочем, Доктор Дридгер сомневается, что американская поддержка способная помочь Украине выиграть войну у России. А значит, надо готовиться к затяжной войне, тем более что элиты в обеих странах намерены четко следовать своим военным целям. Он пишет: «Желание воевать с обеих сторон кажется непоколебимым. Имеющаяся информация о мнении российского большинства говорит о том, что Путин и, следовательно, косвенно его военная политика по-прежнему получает поддержку значительной части населения. С украинской стороны компромиссное решение решительно отвергается явным большинством».

Действительно, выборы Путина на новый президентский срок подтверждает тезис Доктора Дридгера о том, что его военная политика поддерживается большинством населения. У Зеленского же нет легитимной поддержки со стороны населения: выборы президента Украины должны были состояться 31 марта 2024 года, но были отложены до отмены военного положения в стране и на данный момент не определены. Стоит напомнить, что в 2019 году Зеленский победил на выборах во многом благодаря тому, что, в противовес бывшему президенту Порошенко, обещал мирным путем разрешить конфликт на востоке Украины. Но после избрания Зеленский из президента мира чудесным образом превратился в президента войны. Он и сегодня многим рискует, если согласится на новые президентские выборы. Поэтому тезис Доктора Дридгера о том, что за пять лет настроение украинцев резко изменилось и они против любого мирного разрешения конфликта, достаточно спорный. Скорее, речь идет о попытке защитить саму концепцию затянувшейся войны с ее призывом к стратегии обороны и резилентности: зачем вообще нужна такая стратегия, если конфликт можно разрешить мирным путем?

Другие аргументы в пользу затягивания войны преследуют ту же цель: доказать необходимость стратегии резиленции, то есть идею продолжения войны. Например, успешные наступательные действия российской армии должны быть компенсированы мыслью о том, что защищать территорию намного легче, чем завоевывать и удерживать ее. Высокому российскому мобилизационному потенциалу противопоставляется более сильная мотивация украинских военных. Еще один важный аргумент Доктора Дридгера заключается в следующем: «Кроме того, в отличие от России, Украина может иметь десятки тысяч своих солдат, прошедших обучение в ЕС. Несмотря на все политические проблемы, связанные со сроками и масштабами, Украина продолжает получать обширную экономическую помощь и поставки оружия от НАТО и ее членов». Словом, садиться за стол переговоров еще рано.

Тем не менее стратегия обороны и резиленции, нацеленная на продолжение войны, мыслится ее автором как стратегия мира. Логику такой подмены понятий можно уложить в несколько шагов. Первое, автор исходит из того, что военная победа Украины в этой войне маловероятна. Он пишет: «Поскольку многие из вышеперечисленных факторов делают маловероятным в краткосрочной и среднесрочной перспективе достижение Украиной своих целей военным путем посредством стратегической победы, и поскольку стремление к такой победе также чревато огромными рисками и затратами, следует рассмотреть, включить и реализовать мирные стратегии, выходящие за рамки такой украинской победы».

При этом стремление к миру не опровергает, а, наоборот, предполагает военные действия. Доктор Дридгер пишет: «Но даже если будет выбрана альтернативная стратегия мира, военное измерение войны по-прежнему имеет первостепенное значение. Ведь для того, чтобы мир стал возможен, необходимо, по крайней мере, обеспечить, чтобы Украина была в состоянии противостоять непрерывному военному давлению со стороны России, которая по-прежнему стремится к достижению максимальных целей. Это позволит напрямую продолжать защищать жизнь, свободу и безопасность людей на неоккупированной Украине. Это также позволило бы провести крайне необходимое восстановление украинской экономики и укрепление общества — даже во время войны, поскольку она может длиться долгое время».

Следующий шаг — обоснование того, почему оборона и резиленция необходимы для достижения мира. Доктор Дридгер пишет: «Кроме того, резиленция Украины повысит долгосрочные шансы на деэскалацию или даже серьезные переговоры. Это произойдет в том случае, если Россия потеряет надежду на стратегическую победу, натолкнувшись на стратегию обороны и резиленции Украины, и все чаще вынуждена будет рассматривать мирные альтернативы из-за постоянных затрат на войну. … Стратегия обороны и резиленции также даст Украине возможность сохранить свои ресурсы и быть способной, в случае изменений во внутренней политике России, лучше действовать (и вести переговоры)».

Но труднее всего, конечно же, мотивировать людей на победу, когда они должны находиться в обороне. Но и здесь Доктор Дридгер находит выход из положения: для него суть стратегии состоит не в достижении цели, а в обещании ее достичь. Он пишет: «Такая стратегия резиленции и устойчивости не означает достижение долгосрочной цели — мира и полной свободы для Украины, а скорее является многообещающим путем к ней. Это позволило бы Киеву преследовать свои законные цели, заручившись поддержкой подавляющего большинства населения, без необходимости полагаться на форсирование этих целей в краткосрочной перспективе, неся при этом риск возможного провала. Это касается также реинтеграции оккупированных территорий, российских репараций и будущего членства в ЕС и НАТО».

Как долго украинцы должны воевать, находясь в обороне, Доктор Дридгер не уточняет: возможно, до последнего солдата. Но истинный смысл стратегии обороны и резиленции становится более понятным, если сравнить политику союзников Украины с теми рекомендациями, которые дает им Доктор Дридгер: они ничем друг от друга не отличаются. Он пишет: «Германия и другие союзники могут и должны поддержать такую стратегию обороны и резиленции целым рядом мер. Это касается, в частности, надежной и достаточной экономической и военной помощи Украине, чтобы она могла продолжать защищать себя, а издержки войны для российского режима продолжали расти. Соглашения о безопасности и сотрудничестве, которые Украина недавно заключила с Великобританией, Францией и Германией, являются хорошим сигналом в этом направлении, но они должны быть всесторонне и эффективно реализованы. Во-вторых, союзники Украины могут и должны продолжать оказывать большее давление на Россию, чтобы повысить издержки продолжающейся агрессии и сделать мирные стратегии более привлекательными. Это включает в себя сохранение и усиление санкций и дипломатических усилий, направленных на наказание поведения России на международном уровне».

Чего добиваются западные элиты, хорошо всем известно. Они и сами этого не скрывают: они стоят на страже западной демократии в борьбе с анархией, которую несут с собой недемократические и авторитарные режимы, типа путинской России. Киевское правительство охотно приняла на себя роль защитника западных ценностей в борьбе с путинской Россией и поэтому получает от Запада всестороннюю поддержку. Погибать за западные ценности должны украинцы, а задача Запада — снабжать их оружием. Другими словами, жизни украинцев брошены в топку борьбы за мировую демократию. В этом, собственно, и заключается истинный смысл стратегии обороны и резиленции.

* * *

Право стоит сегодня на службе у политики. К сожалению. Если бы правоведам дали возможность высказаться, не оглядываясь на политико-медиальный мейнстрим, они многое могли бы рассказать о правовом произволе политики. Например, профессор уголовного права и философии права Райнхард Меркель мог бы не только в маленькой статье в FAZ за 2014 год, но и широкой аудитории в каком-нибудь популярном ток-шоу объяснить, что присоединение Республики Крым к России не является аннексией с точки зрения международного права. Поэтому не стоит удивляться, что до сих пор в Германии присоединение Крыма к России официально называется не иначе как аннексией. (4)

Многое о проблемах войны и мира мог бы поведать дискурс «Мир через право», например, как это попытался сделать в 2004 году доктор Лотар Брок, придя к горькому выводу, что идея обеспечения мира через право попала в опалу. Поводом для раздумий о правовых аспектах войны и мира послужила для него борьба с международным терроризмом, объявленная администрацией США при Джордже Буше-младшем. (5) Не удивительно и то, что в 2022 году, после начала российской спецоперации на Украине, он вынужден был писать об очередном подрыве доверия к международному праву. (6)

Без давления со стороны мейнстрим была бы вполне законной и понятной критика Управления по защите конституции со стороны юриста и эксперта по конституционным вопросам Фолькера Бёме-Несслера. Ни в одной современной либеральной демократии, отмечает он, нет учреждения, сопоставимого с Управлением по защите конституции, подтверждая это словами: «В США, Великобритании, Франции или Швейцарии было бы немыслимо, чтобы национальной спецслужбе разрешили официально шпионить за своими гражданами и даже за оппозицией». (7)

Речь идет о культуре дискуссии в области международного права, которой Германии явно не хватает. Доказательством тому может служить практически полное забвение исследований по вопросам войны и мира знаменитого немецкого философа права Карла Шмитта, который в своей фундаментальной работе «Номос земли» (1950) предупреждал о пагубных последствиях криминализации войны, которую ведут США. Кстати, он подчеркивал, что акт агрессии необходимо отличать от агрессивной войны. Высшее искусство международного права заключается в том, чтобы как можно быстрее прекратить акт агрессии, чтобы избежать эскалации войны. Это искусство было хорошо известно европейским юристам эпохи Вестфальского мира.

Но после Первой мировой войны европейское искусство сдерживать эскалацию войны было потеряно, что привело ко Второй мировой войне. Сегодня западные политики, упоминая конфликт на Украине, говорят только об агрессивной войне России против Украины, нарушающей международное право, не уточняя при, что представляет собой в юридическом смысле аннексия, агрессивная война или военное преступление. Со стороны победителей в Холодной войне не было сделано ни одного шага в сторону сдерживания конфликтов мирным путем, наоборот, применение военной силы стало символом нового времени. Поэтому не удивительно, что конфликт на Украине рассматривается Западом с позиции своего права решать, кто в нем является агрессором и военным преступником, не учитывая правовую оценку событий и опираясь лишь на мораль.

Такой провал международного права во многом можно объяснить тем, что правосудие сегодня просто вынуждено молчать, находясь на службе у политики. (См. также: Эскалация конфликта на Украине — это провал международного права)

1. https://blog.prif.org/2024/02/23/was-in-der-zukunft-der-ukraine-liegt-plaedoyer-fuer-eine-verteidigungs-und-resilienzstrategie/

2. https://blog.prif.org/ueber-dieses-blog/

3. https://dserver.bundestag.de/btd/20/072/2007220.pdf

4. https://www.faz.net/aktuell/feuilleton/debatten/die-krim-und-das-voelkerrecht-kuehle-ironie-der-geschichte-12884464.html?printPagedArticle=true#void

5. https://www.jstor.org/stable/resrep14628

6. https://blog.prif.org/2022/12/06/der-ukraine-krieg-und-das-voelkerrecht-erneute-totsage-des-gewaltverbots/

7. https://apollo-news.net/grenze-zum-autoritaeren-staat-ueberschritten-verfassungsrechtler-kritisiert-faeser-und-haldenwang/