Главная особенность книги «Мейнстрим. Почему немцы больше не доверяют своим СМИ» (2016) состоит, пожалуй, в том, что ее автор, специалист по СМИ Уве Крюгер, связал формирование медиального мейнстрима в Германии с конфликтом на Востоке Украины.
По мнению Крюгера, «информационный мейнстрим» — это новое явление в манипуляции сознанием, которое проявилось в 2014 году, отражая массовое недовольство тем, как освещаются события на Украине, сопровождаемые нагнетанием негативного образа России. Он стал ключевым словом в западных СМИ наравне с такими понятиями, как контролируемое освещении событий (Gleichschaltung), системные СМИ (Systemmedien) и лживая пресса (Lügenpresse). В своей книге Крюгер скрупулезно исследует этот феномен. Для него особенно важны два вопроса. Первый: Как в условиях либеральной и плюралистической демократии могли возникнуть безальтернативные СМИ? И второй: Каковы реальные механизмы, которые ведут западную прессу к конформизму и заставляют журналистов плыть в одном направлении, как рыбы в стае?
Я позволил себе кратко сформулировать некоторые выводы этого исследования (выделены жирным): Мейнстрим — это системные СМИ, которые контролируются из одного центра / Мейнстрим однобок и представляет лишь очень узкую палитру общественного мнения / Мейнстрим толкает журналистику в объятия политики, бизнеса и властной элиты / Мейнстрим предпочитает скрытность / Мейнстрим уничтожает критическую журналистику / Мейнстрим превращает журналистов из аналитиков в конформистов / Мейнстрим означает потерю реальности / Мейнстрим делает редакции и журналистов еще более продажными / Мейнстрим ведет к нивелированию официальной политики / Мейнстрим превращает «политкорректность» в идеологическое оружие и тем самым раскалывает общество / Мейнстрим — это моральная инстанция / Мейнстрим «отравлен» двойными стандартами / Мейнстрим — «убийца» разума, этики ответственности и политических альтернатив / Мейнстрим стал геополитическим оружием Запада / Ни одна «грязная сделка» не является слишком плохой для мейнстрима / Мейнстрим не чурается распространению фейковых новостей и провокаций / Мейнстрим — это хорошо организованная фабрика мнений на службе у власти / Мейнстрим — это производная атлантизма и называется «русофобией» / Мейнстрим — это атака на основы демократии
Мейнстрим — это системные СМИ, которые контролируются из одного центра
Недовольство мейнстримом можно объяснить тем, что существует ряд ведущих СМИ, которые всегда пишут и передают одно и то же. В Германии существует определенное количество ведущих СМИ, которые, благодаря своему охвату и значимости, составляют своего рода «ядро» немецкой системы СМИ и задают тон всей остальной немецкой прессе. Согласно опросу журналистов, это новостные программы ARD и ZDF (Tagesschau, Tagesthemen, heute, heute-journal), ежедневные газеты Süddeutsche Zeitung, Frankfurter Allgemeine, Die Welt, Frankfurter Rundschau, taz и такие гиганты бульварной прессы, как Bild-Zeitung, еженедельная газета Die Zeit, новостные журналы Spiegel и Focus, иллюстрированный журнал Stern, а также основные политические ток-шоу государственных каналов. Это то информационное пространство, которое определяет, о чем можно публично говорить, а о чем нет.
Информационный мейнстрим — это более или менее согласованный консенсус в СМИ по определенным вопросам, а другими словами, по ряду тем и мнений, которые должны доминировать в медийном пространстве в определенные промежутки времени, образуя таким образом «мейнстрим», то есть «главное направление» в освещении событий. Специалисты по СМИ говорят о высокой фокусировке на определенные темы, а именно, когда на данный момент времени определяются доминирующие темы и доминирующие мнения. В игру вступает ориентация на мировоззрение, идет ли речь о сознательных или бессознательных внутренних установках, о внешних условиях, о политических предпочтениях, запрятанных в запутанной сфере человеческого восприятия.
Возникающий при этом вопросы не новы. Насколько широким является этот коридор мнений? Сколько места оставляется для инакомыслия? А самое главное, насколько важными являются информация и мнения, которые не допускаются для обсуждения? (1)
Мейнстрим однобок и представляет лишь очень узкую палитру общественного мнения
Многие аспекты актуальных тем просто-напросто замалчиваются. Например, тот факт, что смена власти в Киеве была — согласно украинской конституции — государственным переворотом; или тот факт, что Янукович был отстранен от должности простым голосованием в парламенте, хотя на самом деле должен был пройти через процедуру импичмента; или что воинствующие националисты и правые экстремисты действительно сыграли важную роль в успехе протестов на Евромайдане; или что лидеры Евромайдана получили огромную поддержку Запада до, во время и после протестов (американские налогоплательщики предоставили более 5 миллиардов долларов США на демократизацию Украины с 1991 года, как сказала на одной из конференций представительница Государственного департамента США Виктория Нуланд);или что до сих пор не выяснено, кто должен нести ответственность за убийства на Майдане 20 февраля 2014 года, которые непосредственно предшествовали падению власти Януковича; или что жестокий акт насилия в портовом городе Одессе на юге Украины — дело рук боевиков Майдана.
Сама немецкая пресса, например, в лице главного редактора ARD Томаса Бауманна, «решительно отвергает» критику за одностороннее освещение Украины, ссылаясь на многочисленные материалы и передачи, «которые в сумме рассматривают ситуацию на Украине и причины кризиса дифференцировано и с разных сторон». Тем не менее именно односторонне освещение событий стало смыслом мейнстрима в условиях демократии. Критические точки зрения и инакомыслие действительно появляются время от времени в немецкой прессе, но не оказывают никакого влияния на последующие репортажи и на ежедневное изложение событий в основных новостных программах и крупных газетах. (2)
Мейнстрим толкает журналистику в объятия политики, бизнеса и властной элиты
В действительности большая часть журналистских сообщений базируется не на основе собственных тематических идей и исследований, а являются плодом связей с компаниями, министерствами, органами власти, партиями, ассоциациями, неправительственными организациями и другими институтами, поскольку для серьезных тем, которые охотно принимают для печати в СМИ, требуются большие вложения в исследования, опросы и рейтинги. Таким образом, журналисты оказываются в окружении вездесущего лоббизма. Конечно, научные исследования всегда преследуют свои интересы, но в них всегда кроются и интересы заказчика. Например, если Фонд Бертельсманна публикует исследования о преимуществах трансатлантического соглашения о свободной торговле TTIP, а его интернет-платформа «Зеркало возможностей» пишет о недостатках немецких школ или рекламирует «Атлас непрерывного образования Германии», то эти темы затрагивают также бизнес концерна Бертельсманн, а значит, его интересы по дерегулированию, либерализации и приватизации рынка.
То же самое относится и к политической элите. Члены парламента и правительства обладают, естественно, ценной информацией, но у них есть свои интересы, цели и своя повестка дня. Многие проблемы, касающиеся их компетенции, они бы не хотели серьезно обсуждать публично, или они не хотели бы говорить о том, что могло бы им повредить.
С другой стороны, согласно теории «индексации», официальные СМИ склонны «индексировать» спектр мнений и аргументов в официальных политических дебатах, то есть в парламенте и правительстве. Здесь встречаются новости, репортажи и даже комментарии, в которых журналисты излагают свою собственную точку зрения, поскольку для журналистов важна поддержка истеблишмента. В этом случае критика журналиста не выдает его личную позицию, а опирается на дискуссию в политико-парламентском пространстве. Если там возникает спор, то пользователям СМИ предлагают оживленные дебаты; но если там по какому-то вопросу есть консенсус, то СМИ придерживаются линии правительства. Альтернативные мнения гражданского общества попадают в ведущие СМИ только тогда, когда они и без того уже циркулируют в элитных кругах, или в негативном контексте, например, когда речь идет о протестах, нарушениях закона и насилии.
Американский политолог У. Ланс Беннетт, разработавший теорию индексации, подчеркивает, что «индексирование» — это не абсолютный механический закон, а правило, которому журналисты обычно следуют бессознательно, определяя тенденцию в их поведении, от которой могут быть отклонения. Но чем важнее вопрос, тем меньше отклонений, указывает политолог. Он спрашивает: «Вам это ничего не напоминает? Например, кризис на Украине, финансовый кризис, спасение «системообразующих» банков или спасение евро и дебаты по спасению Греции? Или, может, неолиберальные реформы Шрёдера с урезанием социальных достижений, дерегулированием и приватизацией? Или войны, в которые была вовлечена Германия?» (3)
Мейнстрим предпочитает скрытность
В Германии существует множество закрытых обществ, организованных журналистами, где встречаются профессионалы от политики и журналистики и где никогда нет камер. Старейший и скорее всего самый массовый из них — это Берлинский пресс-клуб, основанный в 1952 году и насчитывающий более 100 членов. В банкетном зале отеля «Альбрехтсхоф» проходят его закулисные переговоры с ведущими политиками, а раз в год на его заседание приезжает канцлер. Но самым интимным обществом, пожалуй, является «Круглый гостиничный стол» (Wohnzimmerkreis): он состоит из десяти журналистов, которые проводят свои встречи с разными высокопоставленными политиками по очереди у себя дома, при этом хозяин дома готовит гостям еду. Круглый стол был основан в 1997 году столичным корреспондентом FAZ Гюнтером Баннасом; остальные члены — представители Süddeutsche Zeitung, Spiegel, Focus, Zeit, Berliner Zeitung, Cicero, ZDF, WDR и Deutschlandradio. Отцом-основателем политических круглых столов в Федеративной Германии был Конрад Аденауэр, который, будучи канцлером, регулярно приглашал избранных боннских корреспондентов на «чайные беседы» во дворец Шаумбург, чтобы в конфиденциальной салонной атмосфере поговорить о Боге и бренных делах.
То, что мало кто знает: Федеральная пресс-конференция организуется не правительством, а журналистами от имени общества с тем же названием. Что еще менее известно, так это то, что с определенного момента публичная пресс-конференция может стать местом конфиденциального и секретного разговора. Если представитель правительства скажет, что следующие слова предназначены «для двух» или «для трех», все звуковые или видеозаписи должны быть остановлены. Тогда публичная сцена для связей с общественностью превращается в закулисную сцену.
В дополнение к этим клубам, которые организуют сами журналисты, существуют доверительные встречи, на которые отдельных представителей СМИ приглашают сами политики. Например, 30 сентября 2015 года, в то время, когда границу Германии ежедневно пересекали от 8 000 до 10 000 беженцев, Ангела Меркель встретилась с директорами всех общественных вещательных компаний. Они говорили в основном о кризисе беженцев. Согласно заявлению Федеральной пресс-службы, это был «неформальный обмен мнениями, согласованный с весны 2015 года».
Одним из результатов таких переговоров была желаемая согласованность во мнениях между правительством и прессой. В вопросе по Украине было важным договориться о том, чтобы не играть на руку Путину и не давать немецкому населению слишком сильно проявлять свои пророссийские настроения. Во время кризиса беженцев летом и осенью 2015 года бросилось в глаза то, что большинство немецких журналистов стремились согласовывать свои репортажи с политикой открытых границ Меркель.
В период массового приема беженцев под лозунгом Меркель «Мы справимся с этим!» другие проблемы интеграции, в том числе беспокойство населения по поводу потери контроля над государственными структурами и трудности муниципалитетов при размещении беженцев, были плохо представлены в СМИ, за исключением некоторых консервативных изданий. Журналисты все больше стали проповедовать «Интеграцию на основе консенсуса» — в ситуации, которая воспринималась людьми как нестабильная, в сопровождении партийной системы, которая все меньше допускала политические различия. (4)
Мейнстрим уничтожает критическую журналистику
Тот, кто ищет объяснение, почему представители СМИ так зависимы от дискурса политических элит, должен взглянуть на редакционную кухню ведущих СМИ. Они сами относят себя к платформе элитарного дискурса — то есть места, где политики, бизнес-лидеры и деятели культуры пытаются влиять на общественные дебаты через свои заявления, интервью или выступления гостей. Для тех, кто участвует в дискурсе, такая связь между журналистами и инсайдерами, то есть владельцами информации, очень даже полезна.
Взаимоотношения между журналистами и инсайдерами представляют собой бартерный обмен типа «информация за гласность»: журналист получает информацию, а взамен обеспечивает гласность источнику этой информации. Те журналисты, с которыми инсайдеры находятся на одной волне и от которых они не ждут серьезной угрозы собственному положению, и получат с наибольшей вероятностью нужные сведения, эксклюзивную информацию или право на интервью.
Понятно, что те журналисты, которые раздражают инсайдеров критическими вопросами, будут ограничены в общении. Тот, кто особенно настойчив, например, когда он настаивает на неудобной истине, которую другие игнорируют, или когда он бросает вызов консенсусу и подвергает сомнению принятые убеждения, тот может быть ограничен при получении формальных и неформальных источников информации. Он превращается в политического мертвеца.
Так возникает эффект мейнстрима: об одном можно говорить в публичном пространстве свободно, не входя в конфликт со здравым смыслом, о другом лучше не говорить, поскольку есть риск пойти против течения и быть изолированным. В одном случае можно действовать наступательно и использовать широкий спектр устоявшихся аргументов и известных фраз; в другом случае приходится тщательно выстраивать аргументацию и предвидеть возражения. В одном случае нет необходимости беспокоиться о репутации, в другом есть риск подвергнуться санкциям и стать «еретиком».
Это толкает журналистов к самоцензуре. Словно железные опилки, которые липнут к магниту, многие журналисты притягиваются к инсайдерам и лицам, принимающих решения. И только те, у кого есть время, деньги, нервы и навыки для исследований и размышлений, способны привнести в «огромную однородную чашу» западного мейнстрима свое мнение и альтернативную точку зрения.
Тот факт, что журналистика стала более эмоциональной и менее взвешенной, объясняется тем, что ее бизнес-модель разрушается в результате цифровой революции. Медийный ландшафт изменился благодаря появлению социальных сетей, блогов, Википедии и поисковых систем. Тиражи ежедневной прессы постоянно снижаются: по данным Федерального агентства занятости, в Германии без работы осталось более 5 000 журналистов и редакторов. Страх потерять работу в редакции очень велик. Последствия: сдержанное поведение журналистов на редакционных конференциях, готовность к послушанию, осторожность при работе с темами. Поэтому инакомыслие, системная критика и обсуждение социальных противоречий встречаются теперь в основном за пределами парламента или в альтернативных СМИ, против чего, в свою очередь, активно борется политико-медийный истеблишмент.
Как выразился осенью 2014 года на торжественном вручении премии в области СМИ Франк-Вальтер Штайнмайер, будучи министром иностранных дел: «Когда я утром листаю обзор прессы у себя дома, у меня возникает ощущение, что раньше спектр мнений был намного шире. В немецких редакциях наблюдается поразительная однородность при подборке информации для печати. Групповое давление на сознание журналистов кажется мне довольно сильным». (5)
Мейнстрим превращает журналистов из аналитиков в конформистов
Амбиции журналистов критиковать и подвергать все контролю в последнее время сильно уменьшились. Сразу после начала финансового кризиса 2008 года Клаус Хюльвершайдт, в то время руководитель берлинской редакции деловой газеты Süddeutsche Zeitung, осудил своих коллег: «Многие журналисты слишком долго следовали тематической конъюнктуре и уступкам со стороны политиков и банкиров». Есть свидетельства того, что по многим важным темам официальные СМИ часто придерживаются тех интерпретаций, которые устанавливают политические и другими элиты. Выборочный опрос TNS Emnid в марте 2016 года показал, что большинство респондентов (55%) считают, что официальные СМИ скорее поддерживают, чем критикуют власть имущих в стране — то есть государство, правительство, бизнес и влиятельные группы. Манфрид Биссингер, некогда журналист Stern, а затем управляющий директор Hoffman und Campe Verlag, написал в своем эссе, что журналистика находится в процессе «отказа от своей функции наблюдателя». (6)
Мейнстрим означает потерю реальности
Репортер Spiegel Юрген Ляйнеманн, чья книга о потере реальности политиками и журналистами под названием «Небывалый восторг: мир политиков, лишенный реальности» (2004) получила широкую известность, так описал свое пребывание на посту руководителя столичного отдела газеты: «Чем дольше и теснее я вживался в политические события и их журналистскую обработку в Бонне, тем больше чувствовал себя частью профессионально обставленного заговора по подавлению реальности». Не только политики, но и журналисты строго следят за тем, «чтобы никто не мог вырваться за оболочку того мира, который они сами для себя создали». (7)
Мейнстрим делает редакции и журналистов еще более продажными
То, что корпорации как рекламодатели используют свою власть для того, чтобы сделать редакции более послушными, не является изобретением. Новизна состоит в том, что теперь уже сами корпорации вынуждены задумываться о коррумпированности редакций, чьи бюджеты напрямую зависят от их рекламы. «Корпорации в последнее время могут в таком масштабе влиять на редакционное освещение, какое им не снились в прошлом. И они этим пользуются». Об этом заявил Юргена Грамке, председатель рабочей группы «Corporate Compliance» по борьбе с коррупцией, в которую входят сотрудники многочисленных компаний DAX. В начале 2015 года эта рабочая группа выпустила кодекс по связям со СМИ, с тем, чтобы отделить рекламу от независимых журналистских репортажей. «Только независимые СМИ заслуживают доверие общественности, и только заслуживающие доверия СМИ и достоверные репортажи о компаниях достигают своей цели в долгосрочной перспективе»,- гласит кодекс корпораций. Они хотят сами защитить себя от коррумпированных СМИ, попадая в перевернутый мир. Это похоже на то, как будто мафия хочет спасти профессиональную честь полиции.
Собственно, для журналистов должен действовать свой собственный этический кодекс: «Журналисты не должны заниматься PR». Тем не менее многие свободные журналисты зарабатывают деньги на стороне, оказывая компаниям услуги в этой сфере, которые оплачивается гораздо лучше. Когда весной 2014 года Институт Алленсбаха опросил 432 журналиста на тему свободы прессы и внешнего влияния, 86 процентов из них заявили, а 79 процентов согласились с тем, что грань между PR и журналистикой становится все более размытой, а PR-материалы все чаще находят свое место в СМИ. Кроме того, в качестве одной из самых больших опасностей было названо то, «что журналисты вынуждены учитывать экономические интересы своей собственной медиакомпании». Но это и понятно, потому что иначе даже миллиардеры из издательских семей Шпрингер, Моон, Бурда, Хольцбринкте, Шауб или Функе, владеющие многими газетами, журналами и телеканалами, попали бы в фокус критики. (8)
Мейнстрим ведет к нивелированию официальной политики
Некоторые интеллектуалы воспринимают нынешний политико-медийный климат в Германии как левый и красно-зеленый. Но вряд ли кто-то станет утверждать, что ведущие СМИ Германии призывают к преодолению капитализма или ставят под сомнение вопросы, связанные с собственностью. Тот факт, что медиальный мейнстрим стал левым в классическом понимании этого слова, также не согласуется с исследованием, которое было проведено в 2013 году по заказу Фонда Розы Люксембург и касалось темы «бедности и богатства». Там говорится: «Конфронтации между властью и владельцами крупных состояний, способных без лишних слов отстаивать свои собственные интересы, просто не существует. Накопление огромного богатства в руках немногих либо вообще не комментируется, либо не рассматривается более пристально, даже если и подвергается критике».
На деле в последние годы окрепла черно-красно-зеленая коалиция, которая демонстрирует большое совпадение в вопросах свободной торговли, экспорта оружия, развертывания иностранных войск и угрозы со стороны военных действий. После Реформ Шрёдера под названием «Агенда 2010» немецкая социал-демократия перестала быть «левой»; в то же время ХДС по вопросам иммиграции, минимальной заработной платы, семейной политики, защиты окружающей среды и климата приблизился к позициям социал-демократов и «зеленых». (9)
Мейнстрим превращает «политкорректность» в идеологическое оружие и тем самым раскалывает общество
Почему медийный мейнстрим в действительности стал красно-зеленым, лучше всего показывает его «плюралистический релятивизм». С одной стороны, он провозглашает мультикультурализм и разнообразие, космополитизм и толерантность, равенство и защиту меньшинств, антидискриминацию и гендерный подход, а с другой, ведет непримиримую войну против всего, что не является «политически корректным». Тем самым мейнстрим почти неизбежно вступает в конфликт с теми слоями населения, которые предпочитают более традиционный образ жизни и культуру своей родины, отвергают «безумный культ женщин, гомосексуалистов и иммигрантов», как об этом пишет в своей книги правый популист немецко-турецкого происхождения Акиф Пиринчи.
Глубокий раскол между элитами общества и немалой частью населения стал заметен на рубеже 2014/15 года, когда сторонники движения PEGIDA вышли на улицы Дрездена. Для политико-медийного истеблишмента было ясно: никакого понимания по отношению к этой внепарламентской оппозиции! PEGIDA характеризовалась как ксенофобская и расистская по своей сути. (10)
Мейнстрим — это моральная инстанция
Наглядный пример тому — реакция официальной прессы на критику. Многие комментарии пользователей, даже полезные, удаляются, блокируются или отключаются на несколько дней. Любимым для официальных СМИ стал тезис о том, что критические освещения событий на Украине исходят от «путинских троллей», то есть от агентов, оплачиваемых Кремлем, которые пытаются манипулировать общественным мнением в пользу России. При этом сам мейнстрим, реагируя на обвинения в однообразном и контролируемом освещении событий, нашел для себя очень удобный способ защиты: теперь все обвинения сводятся к теориям заговора.
Возникает ощущение, что СМИ — очевидно, из просветительских побуждений — пишут только для того, чтобы защитить пользователей от возможных искажений «правильной» интерпретации событий, или для того, чтобы нежелательные, но широко распространенные среди населения настроения (такие, как дружелюбное отношение к России, антиамериканизм или евроскептицизм) не стали очевидными и политически значимыми. (11)
Мейнстрим «отравлен» двойными стандартами
Примером тому служат дебаты в еженедельной газете Die Zeit по случаю кризиса на Украине. В своей статье «Запад не понимает» профессор истории Йорг Баберовски призвал к реалистичному взгляду на российскую политику, но был встречен резкой критикой со стороны так называемых «знатоков» (Untersteller), которые, по мнению Баберовски, делят мир только на черное или белое. «В Киеве защищают европейские ценности, а в Москве их топчут ногами»,- отмечает профессор и добавляет: «Простые люди не должны сомневаться в том, что все, что исходит из мира тьмы, подлежит уничтожению».
Тем самым открывается путь к двойным стандартам: «Если кто-то выступает с критикой того, что считается политически корректным, его тут же морально обесценивают, в худшем случае — игнорируют. Каждый, кто сомневается в целесообразности европейской валюты, должен столкнуться с обвинением в том, что он противник Европы и ставит под угрозу европейский мирный проект. Любого, кто критикует Папу Римского, принимают в клуб просвещенных, но любого, кто критикует ислам, «знатоки» обвиняют в расизме».
При освещении внешней политики двойные стандарты особенно заметны. Аннексия Крыма Россией, которая противоречила международному праву, но обошлась без кровопролития, вызвала намного сильную реакцию СМИ, чем агрессивные войны и применение беспилотников со стороны западных союзников, которые тоже противоречили международному праву, но были намного более кровопролитными. Когда оппозиционный политик Борис Немцов был застрелен на улице в Москве, это стало главной темой немецких СМИ на несколько дней, а газета Tageschau даже сообщила, что виновные в убийстве политика находятся в Кремле. Когда спустя некоторое время на улице в Киеве был застрелен оппозиционный журналист и противник Евромайдана Олесь Бузина, многие западные СМИ даже не сообщили об этом, невзирая на то, что это событие было только частью целой серии убийств пророссийских журналистов и политиков сразу же после смены власти на Украине. После того как пассажирский самолет MH-17 был сбит над восточной частью Украины, контролируемой сепаратистами, крупные газеты немедленно обвинили в этом лично Путина, не дожидаясь хоть каких-либо существенных доказательств. После того как американские истребители разбомбили госпиталь «Врачи без границ» в Кундузе, Афганистан, это было объявлено как трагическая ошибка, которую сначала нужно тщательно расследовать.
Нарушения прав человека — это еще не нарушения прав человека, военные преступления — это еще не военные преступления. Оценка в их серьезности или скандальности зависит от того, кто их совершает. (12)
Мейнстрим — «убийца» разума, этики ответственности и политических альтернатив
У людей за многие годы накопилось огромное разочарование по отношению к СМИ, которые больше подстраиваются к официальному мнению, чем их анализируют, и скорее склонны поддерживать правительство, чем быть его адвокатом. Как правило, в своих репортажах они намеренно или ненамеренно утверждают, что нынешняя политика не только разумна и ответственна, но и безальтернативна, идет ли речь о разбалансированности финансовых рынков, приведшего к финансовому кризису 2008 года, о «политики спасения» Греции, которая так и не решила проблему с долговым кризисом, или о политике Запада на Ближнем Востоке, которая привела к потере государственности в странах целого региона и породила гигантские потоки беженцев. Пробуждение от страшного сна всегда приходит позднее. Похоже, что те, кто отвечает за миропорядок, включая международные элиты, аналитические центры и лоббистские организации, которые призваны разумно и ответственно обсуждать текущую политику, все же проспали наступление кризисных явлений. (13)
Мейнстрим стал геополитическим оружием Запада
Классический пример — фальсификация заявления президента Ирана Махмуда Ахмадинежада на конференции 2005 года, которое западные СМИ перевели как угрозу: «Израиль должен быть стерт с лица земли». Лишь пять лет спустя появился правильный перевод этого высказывания, который звучит следующим образом: «Этот оккупационный режим должен исчезнуть со страниц истории (дословно — со страниц времени)». Или, выражаясь менее витиевато: «Оккупационный режим должен стать историей». Это не призыв к войне на уничтожение, а призыв к прекращению оккупации Иерусалима. Естественно, такие драматические «ошибки перевода» как правило допускаются по отношению к политическим противникам Запада и его истеблишмента, но почти никогда по отношению к президенту США или комиссару ЕС. (14)
Ни одна «грязная сделка» не является слишком плохой для мейнстрима
Чтобы проследить истоки происхождения медийного мейнстрима, стоит вернуться в Америку 1980-х годов. В то время так называемое дело «Иран-Контра», или «Ирангейт» пошатнуло авторитет президента США Рональда Рейгана. Все началось с того, что весной 1983 года Конгресс США начал расследование, подозревая, что ЦРУ проводит тайные операции против левого правительства сандинистов в Никарагуа: Контрреволюционная армия «Контрас» поддерживалась администрацией Рейгана на деньги, полученные от тайной продажи оружия Ирану. Это было вдвойне пикантно, поскольку Иран официально считался вражеским государством со времен Исламской революции 1979 года, а в продолжавшейся тогда ирано-иракской войне США поддерживали Ирак Саддама Хусейна.
Такая поддержка «Контрас вызывала среди парламентариев и американского населения недовольство. Но весной 1986 года оппозиционный блок в парламенте распался. Что же произошло? Рейган провел грязную кампанию против некоторых конгрессменов, которые готовились к новым выборам, например, в платной телевизионной рекламе их обвиняли в том, что они играют на руку коммунизму. В результате критика оппозиции политики Рейгана в отношении Никарагуа поутихла, а в 1986 году Конгресс одобрил военную поддержку армии «Контрас» на сумму в 100 миллионов долларов. (15)
Мейнстрим не чурается распространению фейковых новостей и провокаций
Можно напомнить о «Плане подковы», который представил тогдашний министр обороны Рудольф Шарпинг во время войны в Косово, чтобы узаконить участие Германии в войне. Уже тогда один из инсайдеров, генерал Хайнц фон Локали, обвинил Шарпинга во лжи, причем в солидном политическом журнале ARD. Но массовые СИИ это не заинтересовало: почти все издания сочли военную пропаганду Шарпинга правдоподобной, а план — неопровержимым фактом.
Когда три года спустя началась война в Ираке, а госсекретарь США Колин Пауэлл представил Генеральной Ассамблее ООН фальсифицированные доказательства, утверждения, что Саддам Хусейн обладает оружием массового уничтожения, скептицизм для многих немецких СМИ вновь стал иностранным словом.
Впрочем, использование СМИ для распространения фальшивых новостей не является изобретением нового времени: как в случае с «Планом подковы» Шарпинга, так и в случае с фальсификацией доказательств Колином Пауэлл. Вмешательство США в войну во Вьетнаме в 1964 году также было основано на провокации: якобы северовьетнамские катера без причины обстреляли два американских военных корабля в Тонкинском заливе. На самом деле это нападение было намеренно инсценировано, что подтверждается «Документами Пентагона», обнародованными в 1971 году. (16)
Мейнстрим — это хорошо организованная фабрика мнений на службе у власти
Хорошим примером тому является почти легендарная речь тогдашнего федерального президента Йоахима Гаука «Роль Германии в мире: заметки об ответственности, нормах и союзах» (2014). Хотя Федеративная Республика, заявил он, «никогда не поддержит чисто военные решения», тем не менее она не должна говорить принципиальное «нет» военным миссиям. Ибо «концепция ответственности по защите мира… возлагает на международное сообщество защиту населения от массовых преступлений, если какое-то государство не берет на себя эту ответственность». На конференции в унисон ему звучали голоса тогдашнего министра обороны Урсулы фон дер Ляйен и министра иностранных дел Франк-Вальтера Штайнмайера. И это на фоне опроса населения, проведенного компанией TNS Infratest по заказу Фонда Кёрбера, который показал, что только 37% респондентов считают, что Германии следует больше вмешиваться в разрешение международных конфликтов, и только 13% хотят более активного военного развертывания бундесвера.
Через несколько дней после выступления Гаука еженедельник Die Zeit назвал это «сенсацией» и с одобрением заключил, что Германия наконец-то «взяла курс на мир». В развернувшейся после этого дискуссии некоторые немецкие журналисты еще более откровенно высказались в пользу новой роли Германии в мире. Йозеф Йоффе, например, объяснил в газете Die Zeit: «War of chice — это английский термин, обозначающий, когда государство использует за рубежом своих солдат без наличия прямой угрозы. Оно делает это во имя «расширенной концепции безопасности», которая когда-то благоприятствовала грабежу и экспансии, но сегодня, особенно в немецком контексте, не должна высмеиваться как циничный маскарад.» «Безопасность теперь распространяется географически до Гиндукуша, а экономически — до причин терроризма»,- просветил читателей Welt Михаэля Штюрмер.
Тогда же журналисты Die Zeit реконструировали предысторию докладов на конференции по безопасности. При этом ключевую роль журналисты отвели проекту «Новая власть — новая ответственность», который с ноября 2012 года по октябрь 2013 года готовился американским фондом German Marshall Fund of the Unieted States и немецким фондом Stiftung Wissenschaft und Politik. Рабочая группа с участием представителей аналитических центров, профессоров международного права, журналистов и лидеров внешней политики собрались в Берлине для обсуждения внешнеполитической стратегии Германии. Проект был заказан непосредственно из Вашингтона главой американского фонда German Marshall. В то время это был Томас Кляйн-Брокхофф, который до прихода в фонд работал вашингтонским корреспондентом газеты Die Zeit, а вскоре после этого стал руководителем отдела планирования при президенте Германии. Через его письменный стол прошла и речь Гаука, где отразился дух итогового документа по проекту «Новая власть — новая ответственность».
Речь Гаука выглядела как ловко срежиссированная лоббистская кампания, призванная переломить климат в общественном мнении населения, которое в принципе было настроено миролюбиво. Изнутри это был еще один признак глубокой взаимосвязи немецкой журналистики и международных властных элит. В качестве «стратегических партнеров» для участия в конфиденциальных мероприятиях были включены только лояльные журналисты, по принципу: элита выбирает себе сторонников, в том числе журналистов, демонстрируя отличную работу с кадрами и политику в сфере обучения таких кадров. В качестве примера можно назвать Ноколаса Буссе, который работал корреспондентом в газете FAZ, а потом долгое время корреспондентом НАТО и ЕС в Брюсселе, прежде чем в 2014 году поднялся до заместителя редактора по внешней политике. Буссе участвовал в проекте «Новая власть — новая ответственность». Во время войны в Ираке в 2003 году он и многие другие члены и друзья ассоциации Atlantik-Brücke подписали газетное заявление, в котором говорилось: «Сегодня, когда мир должен защищаться от терроризма и распространения оружия массового уничтожения, мы вновь подтверждаем нашу солидарность с Соединенными Штатами». Двумя годами ранее он уже демонстрировал свою привязанность к федеральному министру обороны Рудольфу Шарпингу, когда тот попал под перекрестный огонь критики из-за использования урановых боеприпасов на Балканах.
К числу «избранных», к так называемым альфа-журналистам, принадлежит Тео Зоммер, который в бытность главным редактором Die Zeit входил в консультативный совет Фонда Бертельсмана, Военно-исторического исследовательского управления вооруженных сил Германии и американского фонда German Marshall. Благодаря своей работе на Бильдербергской конференции он поддерживал особо тесные контакты с важными политиками, руководителями концернов, банкирами и военными лидерами.
Бильдербергская конференция была основана в 1954 году как конфиденциальный форум для элиты Западной Европы и Северной Америки — двух регионов мира, которые в то время были бесспорным ядром мировой капиталистической системы. После возвышения Японии, в начале 1970-х годов, американскому банкиру Дэвиду Рокфеллеру показалось целесообразным расширить круг консультаций за счет представителей из Восточной Азии. В виде ответвления Бильдерберга в 1973 году была основана Трехсторонняя комиссия — еще один частный элитный клуб, членом которого был также и Тео Зоммер.
Можно назвать множество других журналистов, которые входят в различные советы, «выполняя свой гражданский долг» и влияя на общественное мнение, когда это необходимо. К таким организациям относятся, например, консультативный совет ассоциации «Атлантическая инициатива», которая призвана способствовать взаимопониманию между Германией и США, или президиум Немецкого атлантического общества, которое в качестве некоммерческой ассоциации поставило перед собой задачу «углублять понимание целей Атлантического альянса и информировать о политике НАТО», а другими словами, лоббировать интересы самого сильного военного союза в мире; или Atlantik-Brücke, элитная ассоциация, состоящая из 500 членов, которая предлагает немецким и американским руководителям из бизнеса, политики, вооруженных сил, научных кругов, СМИ и культуры рамки для конфиденциальных дискуссий, а также поддерживает молодых лидеров, которые на конференциях «Молодые лидеры» должны налаживать связи и поддерживать в следующих поколениях трансатлантический диалог.
Конференции и регулярные встречи служат, прежде всего, тому, чтобы культивировать трансатлантические отношения и доверительное обсуждение текущих мировых проблем. Их целью является также достижение консенсуса, прежде чем в публичном пространстве противоборствующие стороны будут разрывать друг друга на части. В достижении такого консенсуса всегда принимают участие избранные альфа-журналисты. «Мне не разрешено делать репортажи о конференции, но как журналист я, безусловно, извлекаю из них пользу»,- сказал Тео Зоммер в одном из интервью. «За два-три дня я узнаю столько, сколько вряд ли смогу узнать в ближайшие полгода как редактор. Это общение на самом высоком уровне.»
Когда в апреле 2014 года сатирическая программа ZDF «Die Anstalt» рассказала широкой аудитории о работе трансатлантических организаций, усилив тем самым кризис доверия к СМИ, журналисты, подвергшиеся нападкам, болезненно на это отреагировали. Тем не менее все говорит о том, что их позиции по важным вопросам схожа с позицией правительства Германии, ЕС, НАТО и США, в том числе по вопросам безопасности. Например, все они едины в том, что Германия должна поддерживать союз с США, чтобы иметь возможность адекватно реагировать на внешние угрозы. Стефан Корнелиус (Süddeutsche Zeitung): «Те, кто ищет альтернативу НАТО, быстро разочаруются: лучшего не существует». Йозеф Йоффе (Zeit): «Тетя НАТО не сексуальна, но она полезна». Михаэль Штюрмер (Welt): «Безопасность Германии остается производной от европейской архитектуры, а эта архитектура — производная от американской Большой стратегии«. Учитывая тот факт, что большинство немцев скептически относятся к военным миссиям НАТО, особенно в Афганистане, все они призывают немецких политиков прикладывать больше усилий к тому, чтобы переубеждать население.
Очевидно, что журналисты действуют в основном в рамках элитарного дискурса о внешней политике и политике безопасности, которую формируют западные правительства, аналитические центры и элитные сообщества. (17)
Мейнстрим — это производная атлантизма и называется «русофобией»
Дебаты о внешней политике в Германии имеют «странный американский акцент». Но такая точка зрения легитимна, поскольку отражает одно из представлений о мире. Возможно, связь журналистов с аналитическими центрами, элитными конференциями, ассоциациями и лоббистскими организациями потому и возникла, так как базируется на интеллектуальной близости и общих ценностях. Заведующий отделом SZ Корнелиус долгие годы был вашингтонским корреспондентом, соредактор Zeit Иоффе учился, защитил докторскую диссертацию и преподавал в Америке. Глава внешнеполитического ведомства AZ Франкенбергер в молодые годы изучал американистику и работал конгрессменом в Палате представителей США.
В политике и прессе Людвиг Эрхард, Герхард Шредер и Кай-Уве фон Хассель, Der Spiegel, Stern, Die Zeit, Sonntagsblatt и Christ und Welt всегда считались атлантическими великими. Будучи частью издательства Axel Springer SE, Die Welt и Bild даже навязывают своим сотрудникам приверженность своим принципам, включая «поддержку трансатлантического альянса и солидарность в рамках либерального сообщества с ценностями Соединенных Штатов Америки».
Холодная война закончилась, но «общие стратегические интересы» остались. Например, в сообщениях об Украине четко отражается опасение трансатлантически настроенных политиков и журналистов, состоящее в том, что, на их взгляд, и без того слишком дружелюбная к России немецкая аудитория может быть отравлена аргументами, которые ведут к еще большему пониманию России и отторжению «корректной» и политически выверенной интерпретации событий. Марилуизе Бек, член партии «зеленых» в Бундестаге, опасается, что путинская пропаганда еще шире «открывает двери» немецкому населению для их понимания России, которое и без того страдает симпатией к ней. С одной стороны, из-за «обоснованного чувства исторической вины перед Советским Союзом, которое сегодня воспринимается как вина перед Россией», а с другой, из-за того, что «на политические взгляды части населения накладывается антиамериканизм». Очевидно, многие политики и журналисты не желают уделять в вопросе об Украине достаточного места пророссийским аргументам, чтобы тем самым уравновесить предполагаемую «русофилию» немецкого населения.
Бывший московский корреспондент Die Zeit и почетный профессор политологии Мария Хубер, осуждая американские усилия по экспорту демократии на Украину, считает, что речь здесь идет лишь о геополитике и о борьбе за зону влияния, с целью сдерживания России. (18)
Мейнстрим — это атака на основы демократии
Такой вывод можно сделать из исследования, проведенного Уве Крюгером. Особенно впечатляют атака СМИ на свободу слова — на саму основу демократии в информационном обществе. Это касается не только прессы, получившей устойчивое прозвище «лживая пресса», но и всей политической системы, которая преследует свободомыслие: в обществе и в школе, в парламенте и в университетах. Свобода как свобода мысли, которая является высшим проявлением демократии, больше не считается выражением политической культуры Германии. Даже в университетах, традиционно считавшихся оплотом свободы слова, терпимость к тем, кто думает иначе, снижается. «Будь то в Зигене, Франкфурте или Кельне — в университетах все чаще подавляются непопулярные мнения, а профессура преследуется за инакомыслие. Таким образом, университеты не только теряют свою функцию как сосредоточение критических дискуссий, но и утрачивают демократическую культуру»,- отмечает, например, журнал Cicero в статье от 27 мая 2019 года «Борьба за канон». (19)
Таким образом, свобода мнений постепенно вытесняться из общественного пространства с помощью формулы: Мнение свободно, но только на определенный манер. В опросе населения, сделанного институтом Allensbach (май 2019 года), почти две трети респондентов выразили мнение, что нужно быть «очень осторожным», если ты разговариваешь в общественном месте. В статье Cicero «Категорический императив новобуржуазной демократической морали» (июнь 2019) доктор Штефан Грюлль показал, насколько велик страх рядового гражданина подвергнуться общественному остракизму. «Некоторые общественные круги терпимо относятся только к «левым» высказываниям и действиям, пишет автор, задаваясь вопросом: неужели это и есть столь желанная свобода?» (20)
1. Krüger; Uwe: MAINSTREAM. Warum wir den Medien nicht mehr trauen, Verlag C.H. Beck, München, 2016, S. 29-32, 41.
2. Ebenda, S. 10-14.
3. Ebenda, S. 18, 49, 50. 51. 52, 60-62, 69.
4. Ebenda, S. 105-110, 122-123.
5. Ebenda, S. 17, 26-27, 49, 85-86, 110-111, 130.
6. Ebenda, S. 18, 21-22, 38-39, 65.
7. Ebenda, S. 110-111.
8. Ebenda, S. 49, 54-56, 71-72.
9. Ebenda, S. 71-74.
10. Ebenda, S. 71-74.
11. Ebenda, S. 15-16, 138.
12. Ebenda, S. 25-26, 138-140.
13. Ebenda, S. 137-138.
14. Ebenda, S. 44.
15. Ebenda, S. 58-59.
16. Ebenda, S. 12, 58-59, 67.
17. Ebenda, S. 66-67, 87-100.
18. Ebenda, S. 11, 34-36, 100-101.
19. https://www.cicero.de/kultur/political-correctness-linke-rechte-universitaet-diskussion
20. https://www.cicero.de/innenpolitik/meinungsfreiheit-fdp-gesellschaft-rezo-boris-palmer
