Американская геостратегия в отношении бывших советских республик заключается в том, чтобы интегрировать их в западную зону влияния, вырвав их из зоны влияния России.
В отличие от левого фланга Евразии, где НАТО и Европейское сообщество призваны надежно защищать интересы Америки, дела на юге России обстоят гораздо сложнее. Здесь после распада советской империи образовались «Евразийские Балканы», которые, согласно лексикону Бжезинского, грозят превратиться в котел этнических конфликтов. В Европе при слове «Балканы», напоминает он, возникают образы этнических конфликтов и прокси-войн. Нечто подобное следует ожидать и на южных границах России. (1)
Одновременно этот регион, в силу своих огромных ресурсов, играет важнейшую роль в геополитической игре на шахматной доске Евразии. Бжезинский пишет: «Традиционные Балканы представляли собой потенциальный геополитический объект притязаний в борьбе за европейское господство. Евразийские Балканы также имеют важное значение с геополитической точки зрения, располагаясь по обе стороны будущей транспортной сети, которая должна соединить между собой самые богатые и наиболее промышленно развитые регионы западной и восточной части Евразии. … Но гораздо более важны Евразийские Балканы как экономически прибыльный пирог: в регионе, помимо важных полезных ископаемых, включая золото, сосредоточены огромные запасы природного газа и нефти». (2)
Бжезинский исходит из того, что Россия политически слишком слаба, «чтобы вернуть регион под свою власть или не пустить туда других», но, с другой стороны, находится близко и остается достаточно сильной, «чтобы с ней не считаться». Америка, наоборот, слишком далека географически, «чтобы играть доминирующую роль в этой части Евразии», но слишком могущественна, «чтобы стоять в стороне и наблюдать». (3) В этой непростой ситуации Бжезинский ищет такие методы геостратегии, которые бы гарантировали достижение главной цели американской политики в Евразии: исключить появление новой мировой державы. При этом три важных принципа геостратегии Бжезинского заслуживают особое внимание: поддержка освободившихся от «российской колонизации» стран в их стремлении к независимости и национальному самоосознанию, а также формирование в этом регионе так называемого геополитического плюрализма.
При этом не следует заблуждаться по поводу истинного смысла используемых Бжезинским терминов. Например, он не делает различий между истинными имперскими амбициями Америки и стремлением России возродить экономически хорошо функционирующее постсоветское пространство, которое для Бжезинского является ничем иным, как новой российской империей. Он не хочет видеть, что большое политико-экономическое пространство, лишенное идеологической основы в виде мирового коммунизма, — это все же совсем другое, чем планетарная империя под руководством Америки. Так называемая независимость центральноазиатских стран для него — это всего лишь независимость от России, а не полный суверенитет этих стран, исключающий зависимость от других мировых держав. Мировое сообщество для него — это всего лишь то сообщество, которое находится в сфере влияния Запада. Да и так называемый «геополитический плюрализм» в регионе, по замыслу Бжезинского, подразумевает усиление влияния на регион западных стран при ослаблении роли России. И т.д.
В Евразийские Балканы входят бывшие азиатские республики Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан, Армения, Грузии, а также Афганистан. Бжезинский делает подробный анализ всех бывших республик, исходя из главного вопроса: насколько глубоко сохраняется здесь влияние Кремля, доставшееся от «колониального и имперского» прошлого России? Перевес, считает он, явно не в пользу тех преимуществ, которые могло бы дать сохранение экономического и политического единства бывших республик, например, в форме СНГ. Он пишет: «Стратегия России противоречит устремлениям почти всех государств, расположенных на Евразийских Балканах. Их новая политическая элита добровольно не откажется от власти и привилегий, которые они получили благодаря независимости. … Богатые ресурсами среднеазиатские государства, а наряду с ними и Азербайджан хотели бы до максимума расширить экономическое присутствие на своих землях американского, европейского, японского и с недавних пор южнокорейского капитала, надеясь с их помощью значительно ускорить свое собственное экономическое развитие и укрепить независимость. В этом отношении они приветствуют возрастание роли Турции и Ирана, видя в них противовес мощи России и мостик на Юг, в огромный исламский мир». (4)
Как и в Европе, Бжезинский надеется на более тесное сотрудничество между азиатскими республиками, которое должно защитить их вновь обретенный суверенитет от влияния России. Он пишет: «Опасения, связанные с Россией, подталкивали среднеазиатские государства к более тесному региональному сотрудничеству. Бездействовавший поначалу Среднеазиатский экономический союз, созданный в январе 1993 года, постепенно стал деятельным. Даже президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, сначала явный приверженец создания «Евразийского союза», со временем перешел в лагерь сторонников идеи более тесного кооперирования в Средней Азии, более согласованного военного сотрудничества между государствами региона, поддержки Азербайджана в вопросе транспортировки каспийской и казахстанской нефти через территорию Турции и совместной оппозиции усилиям России и Ирана, направленным на то, чтобы предотвратить секторное деление континентального шельфа Каспийского моря и природных запасов между прибрежными государствами». (5)
Для Бжезинского Турция и Иран, конечно же, являются наиболее важными политическими и экономическими игроками на евразийских Балканах. Особенно Турция с ее концепцией исламской теократии, которая рассматривается как освобождение своих братьев от многолетнего российского рабства, противоречит интересам Кремля. Бжезинский пишет: «Хотя о каждом из соперников (России, Турции и Иране, зам. автора) можно сказать, что он стремится заполучить сферу влияния, тем не менее амбиции Москвы гораздо более широки, учитывая относительно свежие воспоминания об имперском контроле, проживание в регионе нескольких миллионов русских и устремления Кремля вернуть России статус одной из крупных держав глобального масштаба. Внешнеполитические заявления Москвы явно свидетельствуют о том, что она рассматривает все пространство бывшего Советского Союза как пространство своих особых геостратегических интересов, на котором всякое политическое — и даже экономическое — влияние извне недопустимо. … Соответственно Москва отклонила предложения националистов Средней Азии объявить об объединении разных народов Средней Азии (большая часть которых все еще не имела националистической мотивировки) в единое политическое целое, например Туркестан». (6)
Бжезинский понимает независимость бывших советских республик прежде всего как независимость от России в пользу Запада. Украина должна сыграть в этом образцовую роль. Он пишет: «Укрепление суверенной Украины, которая в настоящее время стала считать себя государством Центральной Европы и налаживает более тесное сотрудничество с этим регионом, — крайне важный компонент этой политики, так же как и развитие более тесных связей с такими стратегически важными государствами, как Азербайджан и Узбекистан, помимо более общих усилий, направленных на открытие Средней Азии (несмотря на помехи, создаваемые Россией) для мировой экономики». (7)
Независимость бывших советских республик — это прежде всего их экономическая независимость от России. Поэтому для Бжезинского одна из важнейших геостратегических целей в центральной Азии — это отрезать Россию от потоков нефти и газа. Он фактически объявил войну энергетической системе, сложившейся в Советском Союзе. Он пишет: «Таким образом, в этом котле этнических конфликтов на карту поставлены геополитическое могущество, доступ к потенциально огромным богатствам, достижение национальных и/или религиозных целей и безопасность. Но первоочередным объектом противоборства является получение доступа в этот регион. До распада Советского Союза доступ в него был монополией Москвы. Все транспортировки по железной дороге, газо- и нефтепроводам и даже перелеты по воздуху осуществлялись через центр. Российские геополитики предпочли бы оставить все по-прежнему, поскольку они понимают, что тот, кто будет доминировать в вопросе доступа к данному региону, скорее всего и окажется в выигрыше в геополитическом и экономическом плане. Именно эти соображения сделали таким важным для будущего бассейна Каспийского моря и Средней Азии вопрос о прокладке трубопровода. Если основные трубопроводы в регион будут по-прежнему проходить по территории России к российским терминалам в Новороссийске на Черном море, то политические последствия этого дадут о себе знать без какой бы то ни было открытой демонстрации силы со стороны России. Регион останется в политической зависимости, а Москва при этом будет занимать сильные позиции, решая, как делить новые богатства региона. И наоборот, если еще один трубопровод проляжет через Каспийское море к Азербайджану и далее к Средиземному морю через Турцию, а другой протянется через Афганистан к Аравийскому морю, то не будет никакого единовластия в вопросе доступа к региону». (8)
Исходя из этих предположений, легко просчитать российскую геостратегия в этом регионе, что и делает Бжезинский. Он пишет: «Москва использовала свою систему давления, чтобы добиться от новых государств максимального соответствия ее представлениям о растущей интеграции «содружества», и приложила усилия для создания управляемой из центра системы контроля за внешними границами СНГ, чтобы упрочить интеграцию в военной области в рамках общей внешней политики и еще больше расширить существующую (первоначально советскую) сеть трубопроводов во избежание прокладки каких-либо новых, идущих в обход России. Стратегия России явно свидетельствуют о том, что Москва рассматривает данный район как свое особое геополитическое пространство, хотя оно уже не является составной частью ее империи». (9)
Поэтому Бжезинский приветствует все усилия центральноазиатских государств по строительству новых трубопроводов в обход России и в целом проведению своей независимой политики. Он пишет: «В 1 995 году под громкие звуки фанфар была открыта новая железнодорожная линия, связавшая Туркменистан и Иран, что позволило Европе торговать со Средней Азией, пользуясь железнодорожным транспортом в обход территории России. При этом имели место проявления символического драматизма в связи с возрождением древнего «шелкового пути» в условиях, когда Россия оказалась уже не в силах и дальше отгораживать Европу от Азии». (10)
Так называемые национализмы, которые, по мнению Бжезинского, нежелательны в Европе, поскольку противоречат американским интересам, для него вполне понятны и законны в центральноазиатских республиках. Он пишет: «По мере того как местные русские освобождают свои прежде привилегированные посты, вновь образовавшаяся элита быстро начинает проявлять законный интерес к суверенитету — динамичному и социально заразительному процессу. Кроме того, некогда политически пассивное население становится более националистичным и (за исключением Грузии и Армении) более глубоко осознающим свою исламскую принадлежность». (11)
Узбекистан с его по сути однородным населением (около 25 миллионов человек) играет важную роль в росте национального самосознания среди народов Центральной Азии. Бжезинский пишет: «Действительно, некоторые узбекские лидеры считают Узбекистан национальным ядром единого самостоятельного образования в Средней Азии, вероятно с Ташкентом в качестве его столицы. Более чем в любом другом государстве Средней Азии политическая элита Узбекистана и все чаще его народ, разделяющий субъективные достижения современного государства-нации, полны решимости, несмотря на внутренние трудности, никогда больше не возвращаться к колониальному статусу. Благодаря этому обстоятельству Узбекистан становится лидером в формировании современного национализма». (12)
Бжезинский показывает, как болезненно реагирует на это Россия. Он пишет: «Явно националистическая позиция узбекского правительства вызвала резкие высказывания в российской прессе в адрес Узбекистана с его подчеркнуто прозападной ориентацией в экономике, резкими выступлениями против интеграционных соглашений в рамках СНГ, решительным отказом присоединиться к Таможенному союзу и методичной антироссийской националистической политикой (закрываются даже детские сады, в которых используется русский язык) … Для Соединенных Штатов, которые в Азиатском регионе следуют политическому курсу на ослабление России, такая позиция весьма привлекательна». (13)
Не только Узбекистан, но и многие другие бывшие республики Советского союза продемонстрировали после его развала явный антироссийский характер, включая Грузию и Украину, не говоря уже о Чеченской республике. По логике Бжезинского, именно антироссийская направленность и стала основой современного национализма в государствах, возникших на руинах СССР. Такой национализм полностью отвечает американским интересам в Евразии с ее стремлением интегрировать Россию в демократический Запад. Таким образом, геостратегия Америки в отношении бывших советских республик сводится к поддержке их антироссийской национальной политики как эффективного метода борьбы с «имперской» Россией.
Конечно, Бжезинский хорошо понимал, что бывшие советские республики невозможно полностью оторвать от России. Но успех их сотрудничества с Россией он поставил в прямую зависимость от того, как будет вести себя в регионе бывшая российская империя: опять по-имперски, или все же признает полный суверенитет этих республик. Он пишет: «Исключение России из региона в равной степени нежелательно и неосуществимо, как и раздувание противоречий между новыми государствами этого региона и Россией. Очевидно, активное экономическое участие России в развитии региона является существенно важным для стабильности в этой зоне, а наличие России в качестве партнера вместо исключительного господина также может принести существенные экономические выгоды. Большая стабильность и возросшее благосостояние в рамках региона непосредственно послужили бы благополучию России и придали бы истинное значение «содружеству», заложенного в термин «СНГ’. Но такой кооперативный путь станет российской политикой лишь тогда, когда наиболее честолюбивые, исторически устаревшие планы, которые болезненно напоминают первоначальные планы в отношении Балкан, будут успешно предотвращены». (14)
На момент публикации своей книги, во второй половине 1990-х годов, такой подход Бжезинского к проблемам региона казался вполне оправданным. Россия была слишком слабой, чтобы эффективно влиять на бывшие советские республики, в то время как интерес Запада к огромным запасам нефти, газа и других ископаемых в регионе был огромен. Речь шла фактические об энергетической безопасности Запада. Бжезинский пишет: «По оценкам Министерства энергетики США, мировой спрос возрастет более чем на 50% в период между 1993 и 2015 годами, причем наиболее значительный рост потребления будет иметь место на Дальнем Востоке. Толчок в экономическом развитии Азии уже порождает огромное давление в плане изучения и эксплуатации новых источников энергии, а, как известно, в недрах региона Центральной Азии и бассейна Каспийского моря хранятся запасы природного газа и нефти, превосходящие такие же месторождения Кувейта, Мексиканского залива и Северного моря». (15)
* * *
Но сланцевая революция в Америке сильно ослабила интерес к этому региону: за два десятилетия США из импортера превратились в экспортера нефти и газа, а американский бизнес так и не стал доминирующим в Центрально-Азиатском регионе и Каспийском бассейне. Запад проиграл трубопроводную войну с Россией, а главным инвестором в возрождении Великого шелкового пути стал Китай. Американская геополитика в регионе потеряла свою экономическую составляющую, сохранив лишь ее политическую, военную и идеологическую часть.
Это позволило историческим соседям в центре Евразии укрепить свои экономические отношения с Россией, не разжигая пограничные и этнические конфликты. Центральноазиатские республики и Россия, наученные опытом, научились строить свои отношения, исходя из рациональных соображений, в основе которых — не идеология, а национальные интересы стран. Пригодился и геополитический плюрализм, предложенный для этих стран Бжезинским: он теперь в равной степени касается и Запада, и России. Примером ослабления антироссийской направленности в своей политике демонстрирует, например, Узбекистан, укрепляя экономические и культурные отношения с Россией, поддерживая изучение русского языка в детских садах и школах и т. д. Явной неожиданностью для Бжезинского стало бы сегодня совместная работа России, Турции и Ирана по урегулированию конфликтов на Ближнем Востоке. Не говоря уже о Чеченской Республике, ставшей гарантом стабильности на Кавказе.
До сих пор не реализована и идея Бжезинского объединить усилия центральноазиатских стран под началом Запада. Это доказывает вяло текущая деятельность дипломатического саммита С5+1 с участием дипломатов пяти стран Центральной Азии — Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана, а также Государственного секретаря США, призванного обсуждать общие вопросы и укреплять отношений между государствами Центральной Азии. (16)
В чем просчитался Бжезинский? Почему именно страны Центральной Азии, а не, например, Украина, Грузия и Армения, представляя христианский мир, демонстрируют сегодня наиболее дружественные отношения с Россией и Китаем? Возможно потому, что европейская цивилизация, пройдя этап христианизации Нового Света и уверовав в универсальность своих ценностей, так и не научилась жить в культурном многообразии, что произошло с азиатскими народами. Обещания Запада получить полный суверенитет в обмен на полную независимость от России не смогли преодолеть мудрость азиатских народов жить в мире со своими очень разными и непростыми соседями.
Судя по всему, поддержка национальных устремлений в бывших советских республиках, призванных умерить имперские аппетиты России, и стала для Бжезинского его роковой ошибкой. Рост национального самосознания народов не ведет автоматически к конфронтации с соседями, наоборот, способствует пониманию истинной угрозы для существования страны, например, когда страну втягивают в чужие конфликты. Такое понимание лучше всех демонстрируют как раз центральноазиатские страны.
Многие бывшие советские республики на себе испытали, что может означать интерес к ним со стороны Америки: этот интерес во многом зависит от того, насколько та или иная страна может быть использована для того, чтобы не допустить в центре Евразии появления сильной России, способной похоронить амбиции Америки по строительству планетарной империи. Народам другим странам это еще предстоит осознать.
1. Brzezinski, Zbigniew: Die einzige Weltmacht. Amerikas Strategie der Vorherrschaft, Kopp Verlag, 6. Auflage März 2019, S. 155.
2. Ebenda, S. 155-157.
3. Ebenda, S, 175-176.
4. Ebenda, S. 179.
5. Ebenda, S. 181-182.
6. Ebenda, S. 158, 170.
7. Ebenda, S. 247.
8. Ebenda, S. 174.
9. Ebenda, S. 177.
10. Ebenda, S. 180.
11. Ebenda, S. 179.
12. Ebenda, S. 163-164.
13. Ebenda, S. 180.
14. Ebenda, S. 184-185.
15. Ebenda, S. 156-157.