Надежда на то, что после окончания Холодной войны мы наконец-то будем жить в мире, была неимоверно огромной. Брок пишет: «В начале 1980-х годов мир с точки зрения европейцев выглядел довольно угрожающим. (…) Десять лет спустя картина полностью изменилась. Восток и Запад сближались семимильными шагами. Ядерному апокалипсису было отказано. Перевооружение было не просто остановлено, оно и, сверх всех ожиданий сторонников мира, пошло на убыль. Парижская хартия, в которой в 1990 году Восток и Запад изложили принципы мирного сосуществования народов, выглядела как самый прекрасный мирный трактат со времен Эразма Роттердамского. И это происходило не только в Европе. В Афганистане, между Ираком и Ираном, на юге Африки и в Центральной Америке оружие замолкло или замерло в ожидании, что скоро больше не потребуется».
Правда, появились и предупреждения и о том, что после окончания Холодной войны гонка за мир может превратиться в свою противоположность — «в гонку за самые жестокие формы коллективного насилия». Брок пишет: «Некоторые авторы, такие как Ганс Магнус Энценсбергер в Германии или Роберт Каплан в США, предсказывали начало мировой гражданской войны, а Сэмюэл Хантингтон предсказал «столкновение цивилизаций», в то время как реалисты, такие как американский политолог Джон Миршаймер, видели будущее скорее в прошлом, в мире соперничающих и, если потребуется, враждующих национальных государств».
«Но, слава богу, есть еще глобализация», — не теряет надежду Брок. Он пишет: «Поскольку конфликт между Востоком и Западом был преодолен мирным путем, то оставалась надежда и на то, что и мировые отношения в целом можно будет сделать более мирными, чем они были до этого времени. Этот взгляд на развитие был поддержан крупными мировыми конференциями 1990-х годов. На этих конференциях мировая политика должна была получить новое направление».
За формирование нового миропорядка на развалинах социалистического лагеря взялся весь западный мир со всеми своими институтами: всемирные торговые организации, Всемирный банк, Международный валютный фонд, а также неправительственные организации, «возникшие в ходе социальных движений 1970-х и 1980-х годов». При этом НПО отводилась особая роль в создании нового мира. Брок пишет: «Всемирные конференции предоставили неправительственным организациям площадку для эффективной презентации своей деятельности и, в какой-то степени, даже возможность участия в мировой политике. В этом контексте старая сцена Третьего мира должна была пережить свое возрождение как сеть по трансформации гражданских конфликтов и как часть постепенно формирующегося международного гражданского общества, которое активно и настойчиво должно было вмешиваться в государственную политику. Среди прочего, конференции поставили перед собой задачу укрепить участие маргинальных групп, а также небольших стран и стран с переходной экономикой в международных делах и в разработке альтернатив неолиберализму, преобладающему в экономической политике».
Таким образом, экономическая глобализация, которую никто никогда не оспаривал и не отрицал, должна была сопровождаться социальной и политической трансформацией третьих стран в цивилизованный мир западных демократий, прежде всего при помощи НПО. Словом, логика глобализации требовала быстрой либеральной демократизации мира. Фактически это было вмешательством во внутренние дела суверенных государств, но в то время оно выглядело вполне закономерным и необходимым. Примером тому могут служить дебаты о глобализации и глобальном управлении (Global Governance), то есть о «вышеупомянутой всемирной взаимозависимости всех жизненных контекстов и новых формах управления за пределами традиционной государственности». Брок пишет: «В связи с глобализацией и не в последнюю очередь на фоне объединения Европы глобальное управление стало темой социальной науки, охватывающей широкий спектр преобразовательных процессов: стирание государственных границ и переход к «постнациональному состоянию» (Хабермас), уход от государственности к сетевым обществам, интернационализация государства и его интеграция в демократию, глобализация права и трансформация социальных движений в глобальное гражданское общество».
На стороне вмешательства во внутренние дела суверенных государств стояло и ожидание очередной волны демократизации, связанной с развалом Советского Союза. Брок пишет: «Развитие связано с трансформацией. И хотя в разных странах все было по-разному, казалось, что завершить упадок реального социализма можно, расширив сферу применения либеральной демократии. Это лежит в основе логики глобализации, на основе данных, представленные Всемирным банком и Международным валютным фондом, показывающие, что наибольшего прогресса добились те развивающиеся страны и страны с переходной экономикой, которые последовательно открывали свою экономику, практиковали хорошее управление и соблюдали права человека».
Стоит ли удивляться, что даже в ООН возникла идея расширить границы вмешательства во внутренние дела суверенных государств. Брок пишет: «В то время как всемирные конференции расширяли нормативную базу политики в мировом обществе, «Повестка дня для мира», которую Генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос-Гали разработал в 1992 году от имени Совета Безопасности, стала конкретной программой по расширению возможностей ООН при урегулировании конфликтов. Помимо предотвращения кризисов и миростроительства, концепция включала в себя активное вмешательство в конфликты и принуждение к миру, а также предусматривала расширение полномочий ООН в области политики безопасности. Предусматривалось также косвенное расширение компетенции Совета Безопасности».
Но более активное вмешательство ООН в улаживание внутренних конфликтов означало бы фундаментальное изменение Устава ООН, который принципиально отрицает любое вмешательство во внутренние дела государств. Тем не менее Брок видит в этом больше тенденцию в развитии международных отношений, чем проблему. Он пишет: «Согласно Уставу ООН, Совет Безопасности может вмешиваться только в том случае, если международный мир нарушен или находится под угрозой. Но после окончания Второй мировой войны произошел сдвиг международных войн в сторону внутренних конфликтов. Совет Безопасности заполнил этот разрыв между своими полномочиями и реальной возможностью вмешиваться во внутренние конфликты тем, что объявил угрозой международному миру систематическое пренебрежение правами меньшинств (Ирак), грубое нарушение прав человека (Босния), крах внутреннего порядка (Сомали) и, наконец, насильственное сопротивление демократизации (Гаити). Таким образом, он открыл возможность принятия коллективных мер в соответствии с Главой VII Устава ООН даже в случае внутренних конфликтов. Совет Безопасности уже использовал такую возможность в борьбе с апартеидом в Южной Африке — очевидно, с успехом».
Успешное окончание борьбы с апартеидом в 1992 году прошло на волне эйфории, связанной с окончанием Холодной войны. Но эйфория, как известно, не может продолжаться бесконечно. Она живет по закону: чем сильнее опьянение, тем тяжелее похмелье. С этим и столкнулся мир вскоре после развала Советского Союза. Вместо укрепления своего авторитета Совет Безопасности и в целом ООН пережил небывалое ослабление своих полномочий. И это притом, что после развала Советского Союза мир накрыла волна гражданских войн и межгосударственных конфликтов, как никогда требуя усиления коллективного миротворчества ООН. Так что же произошло? Брок пытается разобраться с этим вопросом.
1. Здесь и далее: https://www.jstor.org/stable/resrep14628
Такой сдвиг в условиях Холодной войны был обусловлен в основном идеологическим столкновением двух мировых держав, США и СССР, когда они выясняли свои отношениях на территориях третьих стран, избегая вступать в прямую конфронтацию. После развала Советского Союза идеологическая компонента международных конфликтов исчезла, мир накрыла волна гражданских войн и нерешенных межгосударственных конфликтов, произошел сдвиг в обратную сторону — от внутренних к международных конфликтам.
Таким образом, развал Советского союза открыл дверь для глобальной демократизации всей планеты, особенно той ее части, которая была «заражена коммунизмом», дав новую жизнь таким понятиям, как «soft power“, «гуманная интервенция», формирование гражданского общества. В дальнейшем практика вмешательства во внутренние дела государств породила новые термины, такие, например, как цветная революция. Казалось бы, у мирового сообщества нет другой альтернативы, кроме как покончить с войнами и конфликтами под флагом западной демократии.