Отправная точка новой геополитической шахматной партии, в центре которой находится Россия, хорошо известна: окончание Холодной войны. В мире внезапно возникла совершенно новая геополитическая ситуация, которая потребовала новых правил в геополитической игре. Это было время великой эйфории — наконец-то жить в мире! Миллионы людей в Европе и во всем мире положили на стол западных правительств, победивших в Холодной войне, весомую порцию легитимности, в надежде на то, что их правительства окажутся достаточно умными, рассудительными и способными учиться у времени, с тем, чтобы правильно распорядиться доверием людей. Главным требованием мирового сообщества было установление мира во всем мире.
Ответственность за строительство нового здания мира во всем мире, естественно, легла на США — как на главного победителя в Холодной войне. Россия с самого начала была исключена из этого процесса в качестве равноправного партнера — в соответствии с геостратегической логикой Бжезинского. Другими словами, Америка не испытывала никакого желания делиться своей мировой мощью с Россией. Это было бы и нереально, поскольку новая Россия была слишком слабой, чтобы в глобальном масштабе встать на один уровень с Америкой.
Это был первый урок, который путинская Россия извлекла из своих отношений с Западом. Владимир Путин вспоминает об этом уроке в своей статье газете Zeit Online по случаю 80-й годовщины нападения Германии на Советский Союз. Он пишет: «Мы надеялись, что окончание холодной войны будет общей победой для Европы. Казалось, ещё немного – и станет реальностью мечта Шарля де Голля о едином континенте, даже не географическом «от Атлантики до Урала», а культурном, цивилизационном – от Лиссабона до Владивостока. Именно в этой логике – в логике построения Большой Европы, объединённой общими ценностями и интересами, – Россия стремилась развивать свои отношения с европейцами. И нами, и Евросоюзом было сделано многое на этом пути. Но возобладал другой подход. В его основе лежало расширение Североатлантического альянса, который сам представлял собой реликт холодной войны. Ведь для противостояния времён той эпохи он и был создан. Именно движение блока на восток, начавшееся, между прочим, с того, что советское руководство фактически уговорили на членство объединённой Германии в НАТО, стало основной причиной стремительного роста взаимного недоверия в Европе. О дававшихся тогда на словах обещаниях, о том, что «это не направлено против вас», что «границы блока к вам приближаться не будут» – поспешили быстро забыть. А прецедент был создан». (1)
Кроне-Шмальц называет эту первую фазу геополитической шахматной партии между Западом и Россией «Потерей доверия». Хотя Германия и Франция, безусловно, были заинтересованы в более тесном сотрудничестве, но восточноевропейские страны и США придерживались иного мнения. В Вашингтоне отвыкли относиться к России серьезно, и от доверия времен перестройки, если оно вообще существовало, не осталось и следа.
Это было особенно актуально в первые ельцинские годы, когда Россия безоговорочно ориентировалась на Запад и стремилась к интеграции в европейско-трансатлантические структуры. Она находилась в состоянии хаоса и надеялась на поддержку Запада. Кроне-Шмальц отмечает, что желание помочь было велико, но Запад не был заинтересован в равноправном партнерстве. Вопрос состоял в том, было ли это действительно искренней целью помочь России, или это было лишь желание обеспечить себе безопасность и завоевать дополнительную долю рынка? Москву завалили подробными предписаниями из западных столиц и таких организаций, как Международный валютный фонд, которые необходимо было выполнять, иначе не будет ни сотрудничества, ни кредитов. Такие условия таили в себе значительный потенциал для дестабилизации. Как справедливо заметил в 2000 году бывший канцлер Германии Гельмут Шмидт, политика МВФ была частично ответственна за экономический кризис в России в 1990-х годах. (2)
В середине 1990-х годов, не позднее 1993 года, когда США поддержали Венгрию, Чехию, Словакию и Польшу в их стремлении стать членами НАТО и одновременно отказали России в желании вступить в НАТО и подписать союзный договор с Вашингтоном, «романтическая фаза» в отношениях с Западом была завершена. В декабре 1994 года Ельцин предупредил о «Холодном мире» в случае расширения НАТО на восток, но это не возымело действия. Антисербская позиция Запада во время распада Югославии и боснийского конфликта (1992-1995 гг.) также способствовала обострению отношений. Теперь стало ясно, что новой архитектуры безопасности для Европы, например, в рамках ОБСЕ, не будет. В России создалось впечатление, что Запад подталкивает Москву к роли младшего партнера и низводит Ельцина до уровня попрошайки, вместо того чтобы относиться к нему как к партнеру. (3)
Таким образом, Запад четко установил свои правила в геополитической шахматной партии с Россией: больше не воспринимать эту страну как серьезного геополитического игрока. Сегодня многие эксперты говорят о грубой ошибке, но еще в 1998 году, пишет Кроне-Шмальц, когда первая волна расширения НАТО на восток была ратифицирована Сенатом США, 94-летний Джордж Кеннан, архитектор американской политики сдерживания Советского Союза после Второй мировой войны, предупреждал, что это может стать началом новой Холодной войны. Он утверждал: «Я считаю, что это трагическая ошибка. Для этого не было никаких причин. Никто никому не угрожал… Конечно, в будущем следует ожидать злобную реакцию со стороны России, и тогда они скажут: вот какие русские, мы всегда вам это говорили, — но это совершенно неправильно». (4)
На примере расширения НАТО Россия научилась не доверять «красивым» обещаниям Запада — даже на самом высоком уровне: их можно легко забыть под давлением геостратегических интересов. Западные политики могут считать такое игнорирование договоренностей с партнерами не более чем безобидной «слабостью» своей демократической системы. Однако для России это стало суровой реальностью — между жизнью и смертью. В 1990-е годы Россия должна была как можно быстрее освободиться от эйфории перемен и наивного доверия к Западу, чтобы спасти страну от дальнейшего самоуничтожения.
По словам Кроне-Шмальц, так называемая программа NMD (национальная противоракетная оборона) была принята в начале 1999 года. Теоретически она была направлена в первую очередь против двух «государств-изгоев», Ирана и Северной Кореи, против их возможного ядерного потенциала. Однако с практической точки зрения такие ракеты-перехватчики, разумеется, могли быть использованы и против других стран. Было ясно, что эти планы могут стать предвестником новой глобальной гонки вооружений и нарушить ядерный баланс. Россия и Китай, безусловно, были этим встревожены. В декабре 1999 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, призывающую США отказаться от этих планов. (5)
Ядерный баланс, напоминает Кроне-Шмальц, был, безусловно, гарантированной защитой против больших разрушительных войн во время Холодной войны. Баланс между ядерными сверхдержавами основывался на определенной способности уничтожить друг друга с помощью ядерного оружия. Даже в случае первого ядерного удара одной из сторон, другая могла нанести ответный разрушительный удар, так называемый удар возмездия. Но уже тогда США пытались разработать систему противоракетной обороны, которая лишила бы Россию возможности нанести второй удар. К ним относится, например, инициатива Рональда Рейгана по созданию защитного щита против межконтинентальных ракет, так называемая программа SDI. Другими словами, для того, чтобы первый удар США (подобно ситуации после Второй мировой войны, когда только США обладали ядерным оружием) снова стал бы возможным. (6)
После терактов 11 сентября 2001 года Джордж Буш-младший ускорил реализацию этого проекта. Однако у него возникла проблема: Договор по ПРО, заключенный с Советским Союзом в 1972 году, запрещал создание такой противоракетной обороны. Поэтому 13 декабря 2001 года Джордж Буш-младший объявил — в соответствии с договором и с уведомлением за шесть месяцев — о том, что США в одностороннем порядке выходят из Договора по ПРО. (7) Началось крушение ядерного баланса между двумя ядерными сверхдержавами, Россией и США, который с огромными усилиями был создан в конце Холодной войны.
С 24 марта по 10 июня 1999 года НАТО бомбило Сербию — близкого союзника России и представителя православия в центре Европы. Кроне-Шмальц комментирует: «Если бы Россия воспринималась всерьез как политический игрок, то никаких бомбардировок Сербии со стороны НАТО не было бы. Но, в отличие от сегодняшнего дня, Россия тогда могла только «жаловаться». Поэтому НАТО преодолела все возражения и решило нанести авиаудары по Белграду, чтобы, так сказать, избежать «гуманитарной катастрофы» в Косово. Совет Безопасности ООН был проигнорирован, что почти никого в западном мире не расстроило. Не лучший опыт для тех, от кого ожидают соблюдения западных правил, которые в противном случае можно так легко нарушать. США «ни на минуту и ни на секунду» не должны забывать, что у России есть ядерное оружие, пригрозил Ельцин, узнав о бомбардировках НАТО в Сербии. Однако, как пишет российский историк Дитмар Нойтац, это был не столько «знак силы», сколько «выражение беспомощности» перед лицом западной политики. (8)
После бомбардировок Белграда в 1999 году России еще не раз пришлось познакомиться с тем, что означает политика Запада на практике. «Либеральный империализм» обрел свои конкретные очертания в Югославии. После Югославии последовали Ирак, Ливия, Сирия и Афганистан, а затем другие страны на развалинах арабской и «цветных» революций. Сценарий был один и тот же: вмешательство во внутренние дела государств под видом продвижения демократии с целью утверждения собственных геополитических интересов путем смены режима.
Это стало тенденцией в геополитической шахматной игре: не проявлять особого уважения к ядерной мощи России. К концу 1990-х годов российская оборонная и атомная промышленность была практически разрушена, ядерный арсенал частично списан и в значительной степени устарел. Вооруженные силы также находились в плачевном состоянии. Многие программы военной модернизации и технические проекты были заморожены из-за отсутствия финансирования, а многие сверхсекретные секреты попали в руки западных спецслужб. В шахматах эта комбинация называется «устранение защиты». Казалось, что Россия неумолимо скатывается в первый геополитический тупик.
Эскалация войны в Чечне, теракты, потрясшие всю страну, экономический коллапс, дефолт 1998 года, все более распространяющаяся безработица, массовая эмиграция ученых и специалистов, господство олигархов в политике и СМИ, деградация общества через алкоголизм, наркоманию и безысходность, распространение сепаратизма и многое другое: казалось, достаточно было сделать еще несколько геополитических ходов, чтобы подчинить «непокорную» Россию. Тогда белый король «Сверхдержавы» смог бы наконец объявить мат черному королю «Суверенной России».
Однако 31 декабря 1999 года в новогоднем обращении к российскому народу Ельцин сделал свой последний и самый важный шаг: он назначил Владимира Путина своим преемником. Кроне-Шмальц так охарактеризовал эту смену власти: «И вот в конце декабря 1999 года больной старик Ельцин возвел на престол своего энергичного молодого преемника Владимира Путина, который уже был премьер-министром с августа 1999 года и поставил перед собой задачу поднять «свою» страну с колен. После всех унижений он хотел вернуть людям уверенность в себе. Смесь политики, психологии («мы снова те, кто мы есть») и удачи (рост цен на сырьевые товары поднял экономику и позволил России досрочно выплатить все внешние долги) мобилизовала немыслимые силы и увела Россию от той пропасти, в которую, по мнению многих политических обозревателей, она должна была уже давно упасть». (9)
1 января 2000 года ознаменовало собой начало новой эры в отношениях между Западом и Россией, которую Кроне-Шмальц называет «возвращением России». Вместо податливого Ельцина Запад вдруг столкнулись с политическим лидером, у которого были свои представления о скорости социальных преобразований («демократия не приходит в одночасье»), который хотел, чтобы с ним обращались как с равным, и, что еще хуже, он был выходцем из секретных служб и считал, что может говорить с Западом о сотрудничестве. Что касается внешней политики, то, по мнению Кроне-Шмальц, молодой российский президент безоговорочно ориентировался на Запад. Во время своего первого президентского срока (2000-2004 гг.) он неоднократно подавал подобные сигналы. Например, во время государственного визита в Германию в 2001 году он обсуждал создание зоны свободной торговли от Владивостока до Лиссабона и дал понять, что готов говорить о вступлении России в НАТО. Правда, в речи Владимира Путина перед немецким Бундестагом 25 сентября 2001 года уже звучали нотки разочарования. Он признался: «Мы говорили о партнерстве. Но на самом деле мы так и не научились доверять друг другу». (10)
Доверие между действующими политиками как важнейший элемент мировой политики было подчинено новым геополитическим шахматным правилам. Особенно заметно это было в начале 2007 года, который ознаменовал собой очередной переломный момент в мировой политике. В феврале 2007 года, сразу после начала официальных переговоров по противоракетной обороне в Польше и Чехии, Владимир Путин выступил на Мюнхенской конференции по безопасности с речью, которая была воспринята как «бомба замедленного действия». По словам Кроне-Шмальц, российский президент недвусмысленно высказался против тенденции администрации Буша принимать мировые решения единолично, не советуясь с другими. Путин также выразил обеспокоенность тем, что интересы безопасности России больше не учитываются должным образом. В то же время Путин подтвердил готовность России к сотрудничеству, а это значит, что его речь не следует рассматривать как начало «новой Холодной войны», как это могло бы быть воспринято на Западе. (11)
Таким образом, Путин показал себя как политик, который хорошо разбирается в геостратегии, провозгласив идею многополярного мироустройства, которое только и способно гарантировать справедливый баланс сил в мировой политике. Из президента, желающего разговаривать с Западом как «равный среди равных», он превратился в геостратега, готового играть активную роль в геополитической шахматной партии на евразийской шахматной доске.
2008 год был особенно богат на тектонические сдвиги в мировой политике. Решающим днем стало 17 февраля, когда косовский парламент на своем заседании единогласно принял решение о провозглашении Республики Косово независимым государством. В своей декларации о независимости Республика Косово провозгласила отделение от Сербии и право на создание собственного суверенного государства. Сербия немедленно заявила, что не признает независимость, ссылаясь на действующую резолюцию Совета Безопасности ООН под номером 1244.
Эта резолюция 1999 года утвердила управление территорией со стороны ООН, но в то же время подтвердила принадлежность Косово к Союзной Республике Югославия. Возможная новая резолюция в качестве основы для независимости Косово в соответствии с международным правом провалилась из-за вето России в Совете Безопасности. Через день после провозглашения независимости Великобритания, Франция, США, Турция, Албания, Афганистан и Коста-Рика стали первыми государствами, признавшими независимость Косово. Другие страны ЕС, такие как Испания и Румыния, а также крупные державы, такие, как Россия и Китай, заявили о своем нежелании признавать независимость Косово. Важным соображением для некоторых государств стало то, что признание Косово может создать прецедент для дальнейших сепаратистских устремлений.
8 октября 2008 года Генеральная Ассамблея ООН удовлетворила просьбу Сербии о рассмотрении Международным судом (МС) вопроса о законности провозглашения независимости Косово. Решение суда было опубликовано 22 июля 2010 года. В нем разъяснялось, что одностороннее провозглашение независимости Косово не противоречит международному праву. В частности, одностороннее провозглашение независимости Косово не нарушает территориальную целостность Югославии или Сербии, поскольку территориальная целостность как принцип международного права применяется только к отношениям между государствами, но не к субъектам внутри государства. (12)
Кроне-Шмальц использует пример Южной Осетии, чтобы проиллюстрировать последствия «17 февраля», которые часто сравнивают с открытием ящика Пандоры. 12 ноября 2006 года здесь прошел референдум, к участию в котором не были допущены этнические грузины. В нем 99 процентов участников референдума высказались за «сохранение независимости». Запад осудил референдум; Москва подчеркнула, что не признает его и не примет Южную Осетию в состав Российской Федерации, но в то же время дала понять, что позиция России по этому вопросу будет зависеть от будущей позиции Запада по Косово. Если полная независимость Косово должна быть признана, как это сделали США, Франция, Великобритания и Германия в феврале 2008 года в течение нескольких дней после ее провозглашения, то и в отношении Южной Осетии и Абхазии должны действовать те же самые правила.
Кстати, такой позиции придерживалась не только Москва: если отделение Косово будет признано без согласия Сербии, то это откроет дорогу для независимости Абхазии и Южной Осетии, несмотря на все протесты Грузии. Действительно, в чем принципиальная разница между ситуациями в Косово, Абхазии и Южной Осетии? Таким образом, спорное признание независимости Косово оказало большое влияние на все сепаратистские регионы мира. Оно также привело к обострению конфликта в Грузии, поскольку тогдашний президент Грузии Саакашвили должен был опасаться, что Южная Осетия, Абхазия и Россия воспользуются этим прецедентом для того, чтобы официально осуществить отделение региона от Грузии. (13)
Таким образом, существующая территориальная целостность как принцип международного права оказалась под вопросом. Это означало, что геостратегические интересы могли стать для некоторых стран важнее международного права и резолюций ООН. Стоит также упомянуть, что в июне 1999 года, сразу после окончания бомбардировок Сербии, США начали создавать в Косово военную базу, которая сегодня превратилась в одну из крупнейших военных баз в Европе, «Кэмп Бондстил».
В апреле 2008 года в Бухаресте, в бывшей стране Восточного блока Румынии, которая являлась членом НАТО с 2004 года, состоялся саммит НАТО. Там проходили переговоры о возможном вступлении в НАТО Грузии и Украины, которые с новой энергией стремились вступить в альянс после успешных «цветных» революций. Когда сегодня в Германии говорят об этом саммите, напоминает Кроне-Шмальц, то в основном говорят о том, что именно благодаря канцлеру Ангеле Меркель Грузия и Украина не были тогда приняты в НАТО, вопреки желанию США. Однако политические лидеры стран-союзниц согласились, что в будущем Украина станет членом НАТО. Грузии также были предоставлены хорошие перспективы для вступления в НАТО. В любом случае в Москве должно было создаться впечатление, что после Бухарестского саммита прием Грузии и Украины в НАТО стал реальной возможностью. (14)
Бухарестский саммит НАТО подлил масла в огонь национально-исторических конфликтов на Кавказе, разгоревшихся после распада Советского Союза. Кроне-Шмальц подробно описывает хронологию войны 2008 года в Грузии, которая показывает, насколько хрупок мир в этом многонациональном регионе и — что еще более важно — насколько этот кавказский конфликт похож на нынешний конфликт на Украине. Абхазия и Южная Осетия отражают судьбу Крыма и Донбасса, в то время как обострение украинского конфликта с весны 2021 года отражают неготовность Запада к диалогу с Россией, но только с гораздо большей интенсивностью.
Как и все другие республики, по мнению Кроне-Шмальц, Грузия стремилась к национальной независимости в распадающемся Советском Союзе. Националистические тенденции быстро взяли верх. Свияд Гамсахурдиа, президент Грузии, избранный в 1991 году с 86 процентами голосов, справедливо характеризуется как «фанатичный националист». И абхазы, и южные осетины опасались потерять свои права на автономию в централизованном грузинском национальном государстве. По этой причине абхазы и южные осетины изначально были заинтересованы в сохранении Советского Союза в реформированном виде, в присоединении к России или в обретении независимости после его распада в конце 1991 года. (15)
18 марта 1989 года в селе Лыхны собрался абхазский «Народный форум». Около 30 000 человек выступили за отделение Абхазии от Грузии и преобразование автономной республики в отдельную союзную республику, которая должна была перейти под управление специальной московской администрации. Грузинская сторона воспротивилась этому. В результате столкновений между абхазами и грузинами летом 1989 года в Абхазии погибло более десятка человек и почти пятьсот получили ранения. После слухов об очередном инциденте в августе 1989 года Свиад Гамсахурдиа заявил: «Абхазы — террористы. Они — агенты Москвы, которым поручено убивать невинных грузин». Уже в этом просматривается закономерность, которая сохраняется и по сей день: грузинская сторона была не способна признать интересы абхазов и южных осетин легитимными, отражая классическую позицию националистов по отношению к меньшинствам. Грузины могли объяснить свои действия только зловещими махинациями Москвы. Тревожит то, что этот нарратив грузинских националистов стали некритично разделять многие на Западе. (16)
В отличие от Абхазии (которая изначально была независимой советской республикой; только в 1931 году Сталин передал Абхазию в дар Грузии — стране, где он родился), Южная Осетия первоначально принадлежала Грузинскому царству. Хотя в начале XIX века она была включена в состав Российской империи, у нее было собственное управление. В смутные времена Октябрьской революции грузинские войска оккупировали и этот регион, поскольку жители нынешней Южной Осетии были на стороне большевиков и сопротивлялись господству Тбилиси. После того как в июне 1920 года сопротивление было окончательно сломлено, начались массовые убийства мирного населения. Более 40 осетинских сел были сожжены дотла, а не менее 5 000 осетин были убиты. После завоевания Красной армией Южная Осетия осталась в составе Грузинской Советской Республики, хотя и в качестве автономной области. (17)
В сентябре 1990 года южные осетины объявили себя союзной республикой СССР и, следовательно, независимой от Грузии. После того как Гамсахурдиа одержал крупную победу на парламентских выборах в Грузии в октябре 1990 года, 11 декабря 1990 года Верховный Совет Грузии в одностороннем порядке отменил автономный статус Южной Осетии. На следующий день он объявил там чрезвычайное положение и ввел осаду региона. Это стало началом войны в Южной Осетии. Грузинские войска вторглись в Южную Осетию и сровняли с землей более 100 осетинских сел. Во время трехнедельной оккупации Цхинвала в январе 1991 года они также преднамеренно уничтожили культурные артефакты и кладбища Южной Осетии. Осетины стали мстить грузинам. Около 10 000 грузин бежали из Цхинвали в страхе за свою жизнь. С середины года грузины обстреливали город Цхинвал из артиллерии, в значительной степени разрушив его. 19 января 1992 года был проведен референдум, на котором более 90 процентов жителей Южной Осетии высказались за независимость от Грузии и присоединение к Северной Осетии, входившей в состав России. На последующем этапе войны в мае и июне 1992 года Россия вмешалась в конфликт на стороне Южной Осетии. Москва сама испытывала значительное давление со стороны северных осетин, которые проявили солидарность с южными осетинами. (18)
В конце июля 1992 года Грузия была официально принята в Организацию Объединенных Наций в качестве независимого государства. Всего две недели спустя грузинская национальная гвардия вторглась в Абхазию и вошла в столицу Сухуми. Грабя и мародерствуя в Сухуми, грузинская национальная гвардия намеренно сожгла Абхазский национальный архив и Национальную библиотеку, уничтожив почти 95 процентов архивных материалов по истории Абхазии. Как бы то ни было, грузины столкнулись с неожиданным для них упорным военным сопротивлением абхазов. Абхазы получили поддержку от Конгресса горских народов Кавказа, прежде всего от чеченцев и черкесов, от абхазов, проживающих в Турции, Сирии и Иордании, а также от России. В течение 1993 года российская поддержка еще более усилилась. В сентябре 1993 года абхазы окончательно победили в войне. В результате почти все грузинское население, более 200 000 человек, было вынуждено покинуть Абхазию. Грузинская агрессия оказалась бумерангом. В мае 1994 года было подписано соглашение о прекращении огня. В зону прекращения огня была введена миротворческая группа СНГ, де-факто представлявшая российские силы. Как и Южная Осетия, Абхазия стала «замороженным конфликтом». (19)
После «революции роз» в 2004 году Саакашвили сменил на посту президента своего предшественника Шеварднадзе. Он пользовался большим доверием в США, так как учился в Америке, получил докторскую степень и некоторое время работал юристом. Администрация Буша считала его «нашим парнем» на Кавказе. Он никогда не скрывал своего желания ориентироваться на Запад и добивался вступления своей страны в НАТО, то есть проводил ту политику, которая началось еще при Шеварднадзе. Во время визита в Тбилиси в мае 2005 года американский президент Джордж Буш-старший высоко оценил «революцию роз», похвалил «мужественную борьбу грузинского народа за независимость» и назвал Грузию «маяком мира». (20)
Но, по мнению Кроне-Шмальц, «революция роз» разрушила хрупкое равновесие в стране. Потому что, и это часто упускают из виду, такая смена власти несет в себе национально-политическую составляющую. За день до того, как Саакашвили был приведен к присяге в качестве нового президента Грузии, он совершил паломничество к могиле грузинского царя XII века и принес клятву: «Грузия будет единой, сильной, восстановит свою целостность и станет единым, сильным государством». 21 сентября 2004 года он представил Генеральной Ассамблее ООН план возвращения Абхазии и Южной Осетии в состав Грузии, который был отвергнут обоими регионами.
Весной 2004 года, когда Грузия перекрыла границу с Южной Осетией и ввела туда спецназ, танки и артиллерию, ситуация обострилась. На что Россия ответила военным подкреплением. Это привело к самым ожесточенным боям со времен перемирия 1992 года, а новое перемирие, заключенное в августе 2004 года, оказалось хрупким. Помимо прочего, в сентябре 2005 года грузинская армия обстреляла столицу Южной Осетии Цхинвали. Таким образом, появились явные признаки того, что силовое решение конфликтов вокруг Абхазии и Южной Осетии вновь стали возможным вариантом для Саакашвили. Когда в 2008 году Саакашвили спросили, верит ли он, что южные осетины и абхазы вообще хотят иметь что-то общее с Грузией, он ответил: «Вопрос не в том, вернутся ли они к нам, а в том, чтобы мы пришли к ним; все эти территории принадлежат Грузии». (21)
Кроне-Шмальц приводит достаточно примеров, доказывающих, что Россия не хотела эскалации конфликта, например, заранее планируя вторжение в Грузию. С этим согласуется и тот факт, что 15 апреля 208 года Россия призвала Совет Безопасности ООН урегулировать грузино-абхазский конфликт «исключительно мирными средствами и в рамках резолюций Совета Безопасности». В мае 2008 года высокопоставленные российские чиновники предупредили посла США в Москве о готовящемся нападении Грузии. 6 мая начальник Генерального штаба России Юрий Балуевский в телефонном разговоре с послом заявил, что Россия обеспокоена опасностью военного конфликта на Кавказе. Он заявил: «Хотя Россия не стремится к войне с Грузией, она будет защищать свои интересы в регионе». Затем Балуевский напомнил об абхазской войне 1992/93 годов, которая унесла много жизней, и заявил: «Мы не можем допустить, чтобы это повторилось». США должны понять, что этот вопрос «должен решаться только за столом переговоров». Он также предупредил, что вариант вступления Грузии в НАТО усилит напряженность в регионе. Саакашвили, рассчитывавший на поддержку США, может «просчитаться». (22)
Но в ночь с 7 на 8 августа 2008 года началось широкомасштабное наступление грузинских войск на Южную Осетию, в ходе которого танки, истребители и ракетные установки наносили удары по спящему гражданскому населению и находящимся там миротворческим войскам. Помимо прочего, использовались кассетные бомбы. Десятки мирных жителей были убиты, а масштабы разрушений гражданских объектов были огромны. Четырнадцать военнослужащих российских миротворческих сил также погибли, поскольку их штаб был обстрелян грузинской артиллерией. В тот же день Грузия объявила, что успешно оккупировала значительную часть Южной Осетии. (23)
Было бы «военной глупостью» со стороны Саакашвили объявлять войну России, если бы он не опирался на поддержку Америки. В то время в грузинских вооруженных силах действовало не только «более сотни американских военных советников», но и «еще большее число американских специалистов и советников в грузинских силовых структурах и администрации». На самом деле, по словам Кроне-Шмальц, до сих пор неясно, какую роль они играли в начале и во время грузинской войны. Еще более важной была другая поддержка. Кроне-Шмальц цитирует статью в TAZ от 13 августа 2008 года, где сообщается, что дипломаты НАТО за закрытыми дверями признали, что перспектива вступления Грузии в НАТО, принятая на саммите в Бухаресте, сыграла свою роль в начале войны, поскольку поощряла Саакашвили к попыткам отвоевать Южную Осетию военным путем. За несколько месяцев до начала конфликта он получил в пользу такого подхода «многочисленные сигналы поддержки из Вашингтона». Вместе с масштабной военной и политической поддержкой, которую Грузия получила от США — включая совместные маневры с участием более 1000 американских солдат за месяц до нападения на Южную Осетию, — все предупреждения в адрес Саакашвили остались без внимания. (24)
Кроне-Шмальц прямо подчеркивает, что Москва готовилась ответить на нападение Саакашвили, но хотела по возможности избежать военного конфликта. После масштабного грузинского наступления выбора у России не осталось: она напала на Грузию (через несколько часов после ночной бомбардировки Южной Осетии тогдашний президент России Дмитрий Медведев объявил о начале военной операции «Принуждение к миру», прим. автора) и вытеснила грузинские войска из Южной Осетии. При этом российские войска, и особенно югоосетинские ополченцы, совершали акты насилия по отношению к мирному грузинскому населению. Затем российские части продвинулись дальше на территорию Грузии и уничтожили там военные объекты. Однако захваченная Россией территория составлял лишь очень небольшую часть общей площади страны, хотя на Западе создалось впечатление, что Москва оккупировала половину Грузии. (25)
Боевые действия закончились 12 августа 2008 года. Россия вывела свои войска из центральной части Грузии. Грузинские войска и часть грузинского населения были вытеснены из районов Южной Осетии и Абхазии, ранее контролировавшихся Тбилиси. После войны Россия признала независимость Южной Осетии и Абхазии — шаг, которого она всегда избегала до этого момента — и заключила с ними пакты о взаимопомощи, что позволило ей разместить там 3 800 военнослужащих и тяжелое вооружение. (26)
Казалось, что Россия, как прилежный ученик в геополитических шахматах, сделала все правильно: в точном соответствии с новыми геополитическими правилами. Она признала независимость Южной Осетии и Абхазии только тогда, когда США и другие государства сделали нечто подобное с Косово. Одностороннее осуждение России как «агрессора», которого требовала Грузия, также было отклонено Международным судом в Гааге в решении от 15 октября 2008 года — еще одно подтверждение того, что Россия действовала в рамках применимого международного права. Однако реакция западных СМИ была иной: позиция Тбилиси, которая гласила, что Москва вторглась в Грузию, была воспринята с большим пониманием. В течение очень короткого времени, по словам Кроне-Шмальц, западное восприятие было сведено к тому, что Россия выступила в роли военного агрессора, а Грузия — в роли жертвы. (27)
Начался новый этап геополитической шахматной партии, в котором стратегическая роль Грузии в войне 2008 года стала более узнаваемой. Это относится к утверждению, что именно Запад устроил ловушку для России. США подтолкнули Грузию к нападению на Южную Осетию, чтобы выставить Россию либо слабой (если она не отреагирует), либо агрессивной (если отреагирует). В шахматах эта комбинация называется «Завлечение», цель которого — заманить фигуру противника (российские военные) на определенную клетку (Южная Осетия), используя такую тактику, как «Вилка» (масштабное наступление грузинских войск). Если Россия не отреагирует, она станет слабой, но это маловероятно, потому что тогда Россия откроет двери для кровавой гражданской войны на Кавказе. Если Россия все же отреагирует на масштабное грузинское наступление, что было фактически неизбежным, то она будет обречена стать жестоким агрессором, угрожающим не только Грузии, но и всему миру. Западные СМИ позаботятся об этом.
Односторонние обвинения России в агрессии, независимо от того, идет ли речь об экспансии по каким-либо причинам или о необходимой обороне, становятся тем самым новым геополитическим правилом. Геостратегический расчет Саакашвили заключался в том, чтобы начать бесперспективную войну, чтобы затем представить себя в роли жертвы перед Западом. Можно сказать, что Саакашвили блестяще справился с этой геостратегической задачей, не задаваясь вопросом, что это стоило его стране.
В сентябре 2008 года, сразу после провала Саакашвили в югоосетинской авантюре, США спасли его правительство, в частности, предоставив ему пакет срочной помощи на сумму в один миллиард долларов. Кроне-Шмальц спрашивает: как должна звучит эта история? Должна ли она стать примером того, как безжалостно Россия обращается со своими соседями, чтобы агрессивно расширить зону своего влияния? Должен ли был Запад «действовать», чтобы вовремя поставить Москву на место? Кто действовал, кто реагировал? И какую роль сыграли интересы Запада? Нападала ли Россия или все же оборонялась? (28)
Еще одним уроком для России стал Кыргызстан. После вмешательства США в Афганистан Кыргызстан приобрел для Америки большое геостратегическое значение: с 2001 года там находилась американская военно-воздушная база. Однако тогдашний президент Акаев разрешил в 2003 году открыть базу также и российским ВВС. Однако это не вписывалось в американскую геостратегию. Акаев, бежавший в Москву после свержения в результате «тюльпановой революции» в феврале-марте 2005 года, дал интервью Associated Press, в котором заявил, что Вашингтон, очевидно, был раздражен его попыткой сбалансировать американское, российское и китайское влияние на свою страну. (29) Таким образом, Кыргызстан показал, американская геостратегия исключает сотрудничество с Россией или Китаем даже в тех случаях, когда речь идет о глобальных вызовах, таких как борьба с международным терроризмом.
Из войны в Ираке Россия извлекла еще один урок: чтобы объявить кому-либо войну, США вполне могут использовать инсценировку преступления, не предъявляя серьезных доказательств. В 1990 году Саддам Хусейн вторгся в Кувейт. С помощью PR-агентства, инсценировавшего ужасающие действия иракских солдат против недоношенных детей в больнице Кувейта, колеблющуюся мировую общественность попытались убедить в необходимости военного вмешательства для освобождения этого государства в пустыне. Вторая война в Ираке в 2003 году была оправдана существованием фиктивного оружия массового поражения. Кроне-Шмальц описывает это как поворотный момент в распределении ролей «хороших» и «плохих» парней в западном общественном мнении. Она пишет: «Демократические общества Запада — слава Богу — в наши дни очень трудно мобилизовать для военных миссий. Одних только национальных геополитических интересов обычно недостаточно для их мобилизации. Поэтому при легитимации потенциальных миссий на первый план выходят гуманитарные мотивы, национальные интересы обычно замалчиваются». (30)
Такие методы охотно используются Западом и сегодня: в деле о Рейсе MH17 малайзийской авиалинии, в делах Скрипалей, Навального и т. д., которые в итоге когда-нибудь должны быть раскрыты. Предположительное использование отравляющего газа стало излюбленным методом, который впервые был опробован в августе 2013 года в Гуте, пригороде Дамаска. Кроне-Шмальц пишет: «Были сотни смертей, некоторые источники говорят о почти 2000 погибших. Авторство казалось очевидным: режим Асада, кто же еще? Обама объявил применение отравляющего газа «красной чертой», а политическое и моральное давление, требующее наконец-то предпринять прямые военные действия против Асада, усилилось при выдающейся поддержке СМИ. Было много разговоров о доказательствах — как в политике, так и в СМИ, — но ни одного не было представлено. И по сей день этот инцидент окончательно не прояснен». (31) Затем последовали другие обвинения режима Асада в использовании отравляющего газа, которые привели к американским ракетным ударам, но опять же без убедительных доказательств.
«Демократизация» Сирии особенно показательна, поскольку демонстрирует, как борьба с терроризмом может усилить сам терроризм. Анализ конфликта в Сирии, проведенный Кроне-Шмальц, является тому хорошей иллюстрацией. Исходя из моральных принципов, которые заключались в том, что Запад должен поддерживать сирийский народ в его борьбе с диктатором Асадом, он стал поддерживать повстанцев, сражающихся против режима Асада. В первую очередь речь шла о поставках оружия. В июне 2013 года администрация Обамы объявила о намерении в будущем официально поставлять оружие оппозиции. Это переросло в программу ЦРУ, которое получало по миллиарду долларов в год и вместе с другими государствами — Саудовской Аравией, Катаром и Турцией — организовало своего рода службу заказов для повстанческих группировок. В сентябре 2014 года Вашингтон также запустил программу подготовки ополченцев, предусматривающую ежегодное военное обучение около 5 000 «умеренных» повстанцев с бюджетом в 500 миллионов долларов США. Однако есть также свидетельства того, что США участвовали в поставках оружия повстанцам на еще более раннем этапе, возможно, еще осенью 2011 года. (32)
На самом деле джихадисты уже в течение 2012 года приобретали все большее влияние в Сирии, и это было связано не только с тем, что некоторые из них были освобождены из тюрем. Скорее всего это было связано с поддержкой этих группировок со стороны таких стран, как Саудовская Аравия и Катар, с притоком иностранных боевиков-исламистов, не в последнюю очередь из Ирака, и с неизбежным процессом радикализации из-за жестокости боевых действий. В любом случае становилось все труднее проводить четкое различие между «умеренными» повстанцами и джихадистскими группировками — фикция, которая легла в основу американских программ поддержки и обучения. Поэтому оружие, поставляемое Западом, также оказывалось в руках джихадистов. В секретном докладе DIA, военной разведки США, опубликованном Judical Watch в августе 2012 года, говорится: «Движущими силами восстания в Сирии являются салафиты, «Братья-мусульмане» и «Аль-Каида» в Ираке». В этом документе под «Аль-Каидой в Ираке» подразумевается и «Фронт Нусра», и группировки, впоследствии образовавшие «Исламское государство»; они отделились друг от друга только в 2013 году. Таким образом, де-факто США своими программами помощи поддерживали джихадистов, в том числе «Фронт Нусра» — ту самую террористическую сеть, с которой США вели ожесточенную борьбу во всем мире. (33)
У России уже давно существует проблема с исламскими террористами. Немало боевиков ИГ прибыли из Чечни, и можно было опасаться, что впоследствии они вернутся на родину еще более радикально настроенными. В своей речи в Нью-Йорке 28 сентября 2015 года Путин предложил создать широкую коалицию против ИГ: «Подобно антигитлеровской коалиции, она могла бы объединить в своих рядах самые разные силы, готовые решительно противостоять тем, кто, подобно нацистам, сеет зло и презрение к человечеству». (34) Но идея широкой коалиции провалилась, вызвав к жизни коалицию России, Ирана, Турции и Сирии, которую невозможно было представить себе еще несколько лет назад.
С 2014 года геополитическая игра на евразийской шахматной доске принципиально изменилась: Россия от глубокой обороны перешла к вмешательству в формирование правил нового мирового порядка. Речь идет о битвах за два важнейших геополитических поля боя, Сирию и Украину, которые Кроне-Шмальц описывает не менее подробно, чем грузинскую войну 2008 года. Включение Крыма в состав России, поддержка пророссийских республик в Донбассе и военные действия в Сирии в 2015 году в борьбе с «Исламским государством» можно назвать успешными геостратегическими шагами России.
По мнению Кроне-Шмальц, Владимир Путин, очевидно, очень хладнокровно проанализировал слабые места в сирийской политике Запада и безжалостно использовал их в своих целях. Она приходит к выводу, что реальная проблема и с Украиной, и с Сирией заключалась в том, что Запад привык не воспринимать Россию всерьез в глобальных политических вопросах. Но когда Москва стала серьезно сопротивляться, чтобы избежать дальнейшей потери своего влияния, то ее на первый взгляд непредсказуемые действия оказались на деле хладнокровно просчитанным и предсказуемым продвижением собственных и к тому же вполне трезвых геостратегических интересов. «Так кто же действовал, а кто реагировал?» — вновь повторяет она свой основополагающий вопрос. (35)
1. http://kremlin.ru/events/president/news/65899
2. Krone-Schmalz, Gabriele: Eiszeit, S. 14-16, 20.
3. Ebenda, S. 16.
4. Ebenda, S. 22.
5. Ebenda, S. 189.
6. Ebenda, S. 188.
7. Ebenda, S. 189.
8. Ebenda, S. 21-22.
9. Ebenda, S. 19-20.
10. Ebenda, S. 20-21.
11. Ebenda, S. 192-193.
12. https://de.wikipedia.org/wiki/Unabh%C3%A4ngigkeitserkl%C3%A4rung_des_Kosovo
13. Krone-Schmalz, Gabriele: Eiszeit, S. 54-55.
14. Ebenda, S. 36-38, 40.
15. Ebenda, S. 41-42.
16. Ebenda, S. 43-44.
17. Ebenda, S. 44.
18. Ebenda, S. 46.
19. Ebenda, S. 48-50.
20. Ebenda, S. 33.
21. Ebenda, S. 51-52, 54.
22. Ebenda, S. 58-60.
23. Ebenda, S. 56.
24. Ebenda, S. 58-60.
25. Ebenda, S. 56, 61.
26. Ebenda, S. 57.
27. Ebenda, S. 57, 65.
28. Ebenda, S. 64-65.
29. Ebenda, S. 30.
30. Ebenda, S. 75.
31. Ebenda, 113.
32. Ebenda, S. 116-117.
33. Ebenda, S. 123-125.
34. Ebenda, S. 125.
35. Ebenda, S. 120, 127.