После распада Советского Союза Соединенные Штаты оказались в необычном положении. По словам Бжезинского, они стали одновременно первой и единственной реальной мировой державой, «гегемоном нового типа». В отличие от всех предыдущих империй масштабы сегодняшней мировой державы Америки уникальны.
При доказательстве своего главного тезиса Бжезинский опирается прежде всего на исторический опыт. Он анализирует взлет и падение великих империй римлян, китайцев и монголов, которые, по его мнению, «являются региональными предшественниками более поздних претендентов на мировое господство». Образцом для подражания для него служит Римская империя. Он пишет: «Римская империя была создана в течение двух с половиной столетий путем постоянной территориальной экспансии вначале в северном, а затем и в западном и юго-восточном направлениях, а также путем установления эффективного морского контроля над всей береговой линией Средиземного моря. В географическом отношении она достигла своего максимального развития приблизительно в 211 году н.э. Римская империя представляла собой централизованное государство с единой самостоятельной экономикой. Ее имперская власть осуществлялась осмотрительно и целенаправленно посредством сложной политической и экономической структуры. Стратегически задуманная система дорог и морских путей, которые брали начало в столице, обеспечивала возможность быстрой перегруппировки и концентрации (в случае серьезной угрозы безопасности) римских легионов, базировавшихся в различных вассальных государствах и подконтрольных провинциях.» (1)
«Во времена расцвета империи, добавляет Бжезинский, римские легионы, развернутые за границей, насчитывали не менее 300 тыс. человек: это была огромная сила, становившаяся еще более смертоносной благодаря превосходству римлян в тактике и вооружениях, а также благодаря способности центра обеспечить относительно быструю перегруппировку сил. Имперская власть Рима также опиралась на важную психологическую реальность. Слова «Civis Romanus sum» («Я есть римский гражданин») были наивысшей самооценкой, источником гордости и тем, к чему стремились многие. Высокий статус римского гражданина, в итоге предоставлявшийся и лицам неримского происхождения, был выражением культурного превосходства, которое оправдывало чувство «особой миссии» империи. Эта реальность не только узаконивала римское правление, но и склоняла тех, кто подчинялся Риму, к ассимиляции и включению в имперскую структуру. Таким образом культурное превосходство, которое воспринималось правителями как нечто само собой разумеющееся и которое признавалось порабощенными, укрепляло имперскую власть. … Коротко: Рим обеспечивал свое господство в основном с помощью более совершенной военной структуры и культурной притягательности». (2)
Тем не менее Римская империя, по мнению Бжезинского, не была уникальной для своего времени: «В ту же эпоху существовала Китайская империя, хотя ни одна из них не знала о сосуществовании другой». Бжезинского находит много общего в этих двух империях: «Как и в случае с Римом, империя представляла собой сложную систему в области финансов, экономики, образования и безопасности. Контроль над большой территорией и более чем 300 млн. людей, проживающими на ней, осуществлялся с помощью всех этих средств при сильном упоре на централизованную политическую власть при поддержке замечательно эффективной курьерской службы. … Централизованный бюрократический аппарат, профессионально подготовленный и подобранный на конкурентной основе, обеспечивал опору единства. Единство укреплялось, узаконивалось и поддерживалось, как и в случае с Римом, сильным и глубоко укоренившимся чувством культурного превосходства, которое усиливалось конфуцианством. Особый акцент на гармонию, иерархию и дисциплину делал конфуцианство философией государства». (3)
Централизованная государственная система, самодостаточная экономика, высокоразвитая система политической и экономической организации и, не в последнюю очередь, культурное превосходство делали Римскую и Китайскую империи центрами Вселенной, «миром в себе». Они стали настоящими предшественниками «более поздних претендентов на мировое господство». Однако Монгольская империя строила свою имперскую власть на других принципах. Бжезинский пишет: «Имперская власть Монголии в основном опиралась на военное господство. Достигнутое благодаря применению блестящей и безрассудно применяемой военной тактики, сочетавшейся с замечательными возможностями быстрой переброски сил и их своевременным сосредоточением, монгольское господство не несло с собой организованной экономической или финансовой системы, и власть монголов не опиралась на чувство культурного превосходства». (4)
Культурная слабость стала исторической судьбой Монгольской империи. Бжезинский пишет: «В действительности монгольские правители показали себя довольно восприимчивыми к постепенной ассимиляции с часто более развитыми в культурном отношении народами, которых они поработили. Так, один из внуков Чингисхана, который был императором китайской части великого ханства, стал ревностным распространителем конфуцианства; другой превратился в благочестивого мусульманина, будучи султаном Персии; а третий с точки зрения культуры стал персидским правителем Центральной Азии. Краткий вывод Бжезинского таков: «Монгольская империя в качестве основы своего правления сочетала применение в ходе завоеваний передовой военной тактики и склонность к ассимиляции». (5)
«Ассимиляция правителей с управляемыми» стала, по мнению Бжезинского, одной из важнейших причин падения Монгольской империи. «Монгольская империя стала слишком большой, чтобы управлять ею из одного центра», — добавляет он. Вероятно, это и есть основные идеи Бжезинского, когда он рассматривает бывшие империи как «предшественников более поздних стремлений к мировой власти», в данном случае Россию как преемницу Монгольской империи. Поэтому России — в силу ее размеров и склонности к ассимиляции — отказано быть современной мировой державой, в отличие от преемников Римской и Китайской империй.
К сожалению, в предполагаемой слабости России как наследницы монгольской империи Бжезинский не увидел то, что составляет ее силу. Она заключается в способности признавать и перенимать другие культуры, интегрировать их в свою собственную и тем самым делать культурный ландшафт многонациональной России еще богаче. Это как раз то, что мешает другим культурам, страдающих от своего превосходства, двигаться вперед. Петр Великий прорубил окно в Европу, обогатив российскую культуру достижениями Римской империи. Владимир Путин прорубил окно в Китай. Конфуций становится новой легендой россиян, разжигая их любопытство и жажду нового познания. На очереди стоят индийская и другие, еще не до конца ассимилированные культуры. Россия, эта «черная дыра», как назвал ее Бжезинский, поглощает одну культуру за другой, сохраняя тем самым на своей огромной территории, населенной многочисленными народами, основу своего существования — богатство культуры.
Конечно, Бжезинский, как представитель западной культуры, строит основы американского мирового господства по образцу Римской империи. В основе этой конструкции лежит превосходство Америки в экономике, вооруженных силах, политической системе, технологиях и культуре. Он пишет: «Экономический динамизм Америки служит необходимым предварительным условием для обеспечения главенствующей роли в мире. Первоначально, непосредственно после Второй мировой войны, экономика Америки была независимой от экономики всех других стран и в одиночку обеспечивала более 50% мирового ВНП. … Что более важно, Америка сохранила и даже расширила свое лидерство в использовании новейших научных открытий в военных целях, создав таким образом несравнимые в техническом отношении вооруженные силы с действительно глобальным охватом, единственные в мире. Все это время Америка сохраняла свое значительное преимущество в области информационных технологий, имеющих решающее значение для развития экономики. Преимущества Америки в передовых секторах сегодняшней экономики свидетельствует о том, что ее технологическое господство, по-видимому, будет не так-то легко преодолеть в ближайшем будущем… Короче говоря, Америка занимает доминирующие позиции в четырех имеющих решающее значение областях мировой власти: в военной области она располагает не имеющими себе равных глобальными возможностями развертывания; в области экономики остается основной движущей силой мирового развития, даже несмотря на конкуренцию в отдельных областях со стороны Японии и Германии (ни одной из этих стран не свойственны другие отличительные черты мирового могущества); в технологическом отношении она сохраняет абсолютное лидерство в передовых областях науки и техники; в области культуры, несмотря на ее некоторую примитивность, Америка пользуется не имеющей себе равных притягательностью, особенно среди молодежи всего мира, — все это обеспечивает Соединенным Штатам политическое влияние, близкого которому не имеет ни одно государство мира. Именно сочетание всех этих четырех факторов делает Америку единственной мировой сверхдержавой в полном смысле этого слова». (6)
Но и это не главное в вопросе о том, что делает американскую супердержаву исключительной. Все бывшие империи были региональными империями: в то время еще не было связи между различными континентами мира. Но даже британская империя, которую принято считать первой планетарной империей, не была для Бжезинского настоящей мировой империей. Он пишет: «Даже Великобритания не была настоящей мировой державой. Она не контролировала Европу, а лишь поддерживала в ней равновесие сил. Стабильная Европа имела решающее значение для международного господства Британии, и самоуничтожение Европы неизбежно ознаменовало конец главенствующей роли Британии». (7)
Бжезинский делает важный вывод из поражения британской империи: поддержание равновесия, пусть даже на такой части суши, как Европа, недостаточного для того, чтобы считать себя мировой державой. Контроль должен быть повсеместным, если не тотальным. Бжезинский пишет: «Напротив, масштабы и влияние Соединенных Штатов Америки как мировой державы сегодня уникальны. Они не только контролируют все мировые океаны и моря, но и создали убедительные военные возможности для берегового контроля силами морского десанта, что позволяет им осуществлять свою власть на суше с большими политическими последствиями. Их военные легионы надежно закрепились на западных и восточных окраинах Евразии. Кроме того, они контролируют Персидский залив». (8)
Привлекательность империи, будь то римская или американская империя, является для Бжезинского высшей степенью ее авторитета и, соответственно, ее легитимности. Это проявляется прежде всего в культуре. Как и в случае с Римом, привлекательность американской культуры и американского образа жизни (american way of life) для него неоспорима, хотя и остается «недооцененным аспектом американской глобальной мощи». Он пишет: «Американские телевизионные программы и фильмы занимают почти три четверти мирового рынка. Американская популярная музыка также занимает господствующее положение, и увлечениям американцев, привычкам в еде и даже одежде все больше подражают во всем мире. Язык Internet — английский, и подавляющая часть глобальной компьютерной «болтовни» — также из Америки и влияет на содержание глобальных разговоров. Наконец, Америка превратилась в Мекку для тех, кто стремится получить современное образование; приблизительно полмиллиона иностранных студентов стекаются в Соединенные Штаты, причем многие из самых способных так и не возвращаются домой. Выпускников американских университетов можно найти почти в каждом правительстве на каждом континенте. Стиль многих зарубежных демократических политиков все больше походит на американский». (9)
В своей книге Бжезинский приводит карту, на которой видно, как «американские вассалы и зависимые государства, отдельные из которых стремятся к установлению еще более прочных официальных связей с Вашингтоном, распространились по всему Евразийскому континенту». Карта вновь должна засвидетельствовать «глобальное превосходство США». (10)
Влияние культурной привлекательности на мировую политику проявилась в эпоху наивысшего подъема британской империи. Бжезинский пишет: «Такое культурное превосходство, успешно утверждаемое и молчаливо признаваемое, сыграло свою роль в уменьшении необходимости опоры на крупные воинские формирования для сохранения власти имперского центра. К 1914 году лишь несколько тысяч британских военнослужащих и гражданских служащих контролировали около 11 млн. квадратных миль и почти 400 млн. небританцев». Другой пример — соперничество между Америкой и Советским Союзом, которое закончилось без применения военных средств. Главную роль, подчеркивает Бжезинский, здесь сыграли «политическая жизнеспособность, идеологическая гибкость, динамичность экономики и привлекательность культурных ценностей» американской коалиции. (11)
Аргументация Бжезинского позволяет сформулировать простейшую формулу взлета и падения империи: чем меньше у империи привлекательности, тем больше для своего утверждения она должна применять силу, тем меньше у нее легитимности, тем ближе ее конец.
1. Brzezinski, Zbigniew: Die einzige Weltmacht. Amerikas Strategie der Vorherrschaft, Kopp Verlag, 6. Auflage März 2019, S. S. 26, 32.
2. Ebenda, S. 26 37.
3. Ebenda, S. 27, 29.
4. Ebenda, S. 32.
5. Ebenda, S. 32-33, 37.
6. Ebenda, S. 38, 40.
7. Ebenda, S. 37-38.
8. Ebenda, S. 38.
9. Ebenda, S. 42.
10. Ebenda, S. 37, 22.
11. Ebenda, S. 38-39.