После распада Советского Союза в мире осталась только одна сверхдержава — США. Сразу же возникла потребность в концепциях, которые могли бы подкрепить легитимность американских притязаний на мировое господство — как победителя в Холодной войне. Нужны были также веские аргументы в пользу легитимного применения силы в том новом мире, где США могли доминировать: в борьбе с терроризмом, для демократизации еще не демократических государств и многих других задач Запада на пути к «миру во всем мире».
Главным идеологом таких проектов принято считать американского политолога Збигнева Бжезинского с его книгой «Великая шахматная доска: господство Америки и её геостратегические императивы». Его идеи до сих пор вдохновляют американских стратегов, мечтающих построить на планете под своим контролем новый мировой порядок. Применение военной силы под видом специальных операций, смена режимов с помощью «мягкой силы», включая цветные революции, — это лишь малая часть технологий в реализации так называемого нормативного проекта Запада.
Однако на этом пути к американскому мировому господству встала ООН с ее старыми правилами и практиками времен Холодной войны, которые нашли свою постоянную прописку в Уставе ООН. «Устав провозглашает общий запрет на насилие и устанавливает обязанность поддерживать мир в соответствии с запретом на насилие», — подчеркивает Брок и уточняет: «Устав Организации Объединенных Наций запрещает применение силы (ст. 2/4). Запрет на применение силы означает, что ни одно государство не может использовать силу по своему усмотрению в отношениях с другими государствами. Единственное исключение — самооборона. Но и здесь элемент произвола отодвинут далеко назад: хотя право на самооборону признано «естественным» в статье 51 Устава ООН, на него можно ссылаться только в случае вооруженного нападения и только до тех пор, пока Совет Безопасности не рассмотрит этот вопрос.» (…) Однако нельзя считать, что запрета на насилие достаточно для того, чтобы предотвратить произвольное применение силы. Именно поэтому глава VII Устава ООН предусматривает возможность реагирования на угрозы или нарушения международного порядка, в случае необходимости, военным путем — но только на основе решения Совета Безопасности ООН». (1)
Это означает, что, согласно Уставу ООН, США не имели никакого законного права применять военную силу по своему усмотрению и без одобрения ООН, идет ли речь о бомбардировке Югославии после якобы массового убийства мирных граждан в Сребренице, о войне в Ираке после опять же сфабрикованных данных о наличии ядерного оружия у Саддама Хусейна, о борьбе с международным терроризмом или о других «жестких фактах», которые США необходимы для оправдать своей великой миссии. Даже самооборона как законный аргумент для применения силы «может быть использована только в случае вооруженного нападения». Но какое вооруженное нападение может грозить самой мощной военной державе? Словом, целая серия особых операций американцев после развала Советского Союза, призванных обеспечить мир во всем мире, — это прямое нарушение международного права.
Более того, в случае конфликта главную роль при его урегулировании отводится Совету Безопасности ООН: он должен как можно быстрее в этот конфликт вмешаться, чтобы не допустить его затягивания. Естественно, ООН обязано реагировать на всякого рода угрозы или нарушения международного порядка, но опять же только на основании решения Совета Безопасности ООН. Другими словами, для любого военного вмешательства в дела другого государства, согласно Устава ООН, необходимо решение Совета безопасности. Речь идет тем самым о принципе коллективной ответственности за поддержание мира во всем мире, когда ни одна из противоборствующих сторон (а такое противоборство после Второй мировой войны как раз и сконцентрировано в Совете Безопасности) не вправе выступать третейским судьей, то есть определять, кто в конкретном конфликте прав, а кто виноват.
Тема третейского судьи — центральная тема любого международного права. Брок уделяет ей особое внимание и на примере одной из легенд о древнем мудреце Ходже Насреддин показывает, насколько она сложная. Он пишет: «Однажды к Ходже Насреддин, известному восточному мудрецу, пришел арендатор, который сказал: «Мой хозяин отказывается разрешить мне пользоваться землей. Поэтому я отказываюсь платить ему арендную плату. Я прав?» Ходжа ответил: «Ты прав». Через некоторое время хозяин земли пришел к Ходже и рассказал следующее. «Мой арендатор отказывается платить мне арендную плату. Поэтому я не разрешаю ему пользоваться землей. Правильно ли я поступаю?» Ходжа Насреддин ответил: «Ты прав». Когда хозяин земли ушел, ученик мудреца, который все подслушал, сказал: «Нельзя, мудрый учитель, сказать арендатору: «Ты прав», а также сказать хозяину земли: «Ты прав! На что мудрый Ходжа ответил: «Ты прав»».
Если перейти на язык международного права, то это означает, что в конфликте для обеих сторон всегда есть возможностей представить себя в роли защитника, а противника — в роли агрессора. Установить, кто из них прав, а кто нет, бывает очень сложно, особенно в начале конфликта. В любом случае, при любой войне всегда сохраняется право на самооборону, оправдывая в каком-то смысле известную фразу о том, что лучшая защита — это нападение.
Устав ООН предусматривает решение этой проблемы при помощи коллективного участия в урегулировании конфликтов (коллективного миротворчества), исходя из принципа «никто не может быть судьей из собственных соображений». Естественно, США, претендуя на роль третейского судьи в международных отношениях после победы в Холодной войне, пытаются обойти эту проблему. Брок обнаруживает такую попытку уже в политике администрации Буша, который поставил себе целью «усилить право на самооборону в противовес коллективным мерам по поддержанию мира, при этом не следуя ограничениям, предусмотренным в статье 51 Устава ООН в отношении практики самообороны».
Опасность такой политики для Брока очевидна. Он пишет: «Далеко не случайно право на самооборону было включено в Устав ООН только в конце Главы VII. Это подчеркивает, что речь идет об особом случае старого международного права, которое нельзя регламентировать, и что предполагаемый новый порядок должен быть ориентирован на коллективное поддержание мира. Вопреки склонности Вашингтона видеть все с точностью до наоборот и ставить в центр своей политики мироустройства широко трактуемое право на самооборону, опираясь при этом на поддержку коалиций государств, готовых к сотрудничеству, следовало бы усиливать коллективное миротворчество».
Но больше всего беспокоит Брока попытка американцев реанимировать такое понятие, как «справедливая война». Он пишет: «Произвольное применение силы означает, что стороны в конфликте принимают решение о применении силы по своему усмотрению. «Справедливая война» также основана на произволе, поскольку в ней сохраняется суть войны, а именно утверждение суверенного права самостоятельно принимать решение о применении военной силы. Поэтому обращение к доктрине о справедливой войне (столь популярной сегодня) должно быть решительно отвергнуто, если критерии справедливой войны не соответствуют требованиям мер по коллективному принуждению к миру в рамках Главы VII Устава ООН».
Совершенно очевидно, что Устав ООН вместе с Советом Безопасности как инструмента поддержания мира только мешает США на его пути к построению своего собственного миропорядка. Неспособность ООН выполнять свою роль гаранта мира во всем мире — это наилучшее основание для США взять эту функцию на себя. Поэтому Америка всячески пытается маргинализировать ООН, добиваясь на этом пути определенных успехов: роль ООН и Совета безопасности в улаживании конфликтов, которые сегодня полыхают во всем мире, сведена практически на нет. Затянувшийся конфликт на Ближнем Востоке и все новые спирали конфликта на Украине — прямое тому доказательство. Последним штрихом в маргинализации ООН было бы реформирование Совета Безопасности, например, отняв у него право вето.
1. Здесь и далее: https://www.jstor.org/stable/resrep14628