В поисках логики в политике Трампа. Часть первая: Кто ты есть, Дональд Трамп?

Можно часто услышать: «Путин так же непредсказуем, как и Трамп. Они действуют вне логики». Два «непредсказуемых» авторитарных лидера стоят у руля двух атомных супердержав и хотят о чем-то договариваться. Катастрофа! Западные элиты по обе стороны Атлантики застыли в ожидании непоправимого: в разрушении всего либерально-демократического порядка, выстраиваемого десятилетиями. Искать в этом какую-то логику, конечно же, намного труднее, чем все списать на ее отсутствие.

Тем не менее с логикой у Трампа не так все плохо, если его политику, получившее название «Трампизм», воспринимать не как случайность, а как явление времени. Она обнаруживает себя уже в главном слогане, с которым Трамп пришел в политику: «Сделаем Америку снова великой». Достаточно задать себе вопрос, а в чем, собственно, величие Америки? Или: когда Америка действительно была великой, показывая пример всему миру? Может, в период борьбы за независимость, высоко подняв факел свободы? Или в эпоху строительства американской демократии, нашедшей свое символическое выражение в словах Авраама Линкольна в Геттисберге на могилах американских солдат: «Править народом именем народа и для народа»? Или в период утверждения на американском континенте мира и процветания, в противовес погрязшей в войнах Европе, получившего название «Западное полушарие»? Или в золотое столетие экономического бума, сделавшего Америку локомотивом технического прогресса? Или в ходе Второй мировой войны, когда США вместе с Англией и СССР заложили основу миропорядка, который в сложнейших условиях Холодной войны не позволил разразиться новой, теперь уже термоядерной войне?

Мир, свобода, экономическая мощь и демократия — разве это не те понятия, которые всегда были символами американского величия, своего рода маяками, которые должны вести все человечество в надежную гавань? Трамп хочет сделать Америку снова великой, но как этого добиться, если маяки американского величия светят уже не так ярко, как прежде? И тут возникает новый вопрос: если Америки приходится возвращать ее былое величие, то в какой момент она его потеряла, и почему? А это уже целый ряд новых вопрос, в том числе таких, как: в чем глубинные причины свалившихся на Америку проблем? Что помешало Америке оставаться великой? Почему Америке понадобился именно Трамп, чтобы вернуть Америке ее величие? Кто он, Дональд Трамп, что , что он хочет, чего от него ожидать? Наконец, что стоит за транпизмом как за историческим явлением?

Ответы на многое вопросы дают уже итоги первого правления Трампа с 2016 по 2021 год. Трампизм был подвергнута всестороннему анализу и во многом предопределил отношение к Трампу в период его второго «пришествия». Пожалуй, наиболее полное и в тоже время доступное для любого читателя представление о политике Трампа дает в своих обзорах Rotary Magazin. Преимущество этого журнала состоит в том, что он привлекает к анализу актуальных проблем достаточно компетентных авторов, в основном профессоров и известных политиков, ориентируясь на своего главного читателя, то есть на членов Rotary Club. А это очень даже грамотные и успешные по жизни представители мирового сообщества. Подавать им плохо приготовленные блюда по упрощенным рецептам было бы просто неприлично.

Аналитические обзоры Rotary Magazin и легли в основу ниже предложенной попытки разобраться в том, есть ли у политики Трампа своя логика.

Часть первая: «Кто ты есть, Дональд Трамп?»

Для многих Трамп — это типичный специалист по заключению сделок, то есть типичный бизнесмен, который свой опыт успешного предпринимательства перенес в политику. Соединение бизнесмена и политика в одном человеке — это всегда опасная смесь, поскольку содержит в себе два совершенно разных типа поведения. Договор в бизнесе — это все же сфера гражданского, соответственно международного гражданского права, но никак не международного права как такового. Правила бизнеса в международной политики еще можно было представить в эпоху зарождения американской государственности, когда США активно скупали у других стран огромные территории, например, Аляску у России, Луизиану у Франции, Флориду у Испании и часть Калифорнии у Мексики. Но возврат к схеме купли-продажи в международных делах сегодня, в эпоху торжества территориального интегритета независимых стран? Это действительно что-то новое.

Для других Трамп — это еще и политический выскочка, который объявил себя американским Робином Гудом в борьбе против американского истеблишмента и мировой элиты. Для такой роли ему вполне подходит образ простого парня, выражающего глубинные интересы американского народа. Для третьих он типичный националист, популист и авантюрист, не обладающий большими академическими знаниями. Единственное, где он преуспел — это в качестве актера на политической сцене. Но для общения с народом на его простом языке и не требуются особые академические знания. И т. д. Мнений много, тем не менее у всех у них есть один бесспорный знаменатель: Трамп — это продукт своего времени.

IQ Трампа: где-то между Бушем и Обамой

Практически все авторы журнала Rotary выразили свое невысокое мнение об интеллектуальных способностях Трампа. Например, Дэвид Гелернтер, профессор компьютерных наук Йельского университета, пишет: «Обама был нашей возможность произвести впечатление на весь мир. Мы хотели показать всему миру, насколько мы прогрессивны; нам нужен был президент, который бы мог хорошо говорить и выглядеть достойно, чтобы Европа и Азия ликовали. Подростки стремятся произвести впечатление на окружающих, и в этом суть Калифорнии — показать всем, насколько вы богаче, стильнее и влиятельнее, чем кто-то другой. Но Трамп никого не впечатляет. Он не джентльмен, он даже не может нормально говорить по-английски. Он никогда не добьется успеха в качестве профессора в Гарварде, а Генеральная Ассамблея ООН будет ненавидеть его речи. Но он и не претендует на что-то большее, чем он есть на самом деле: очень богатый человек, которому повезло и который в целом успешно ведет свой бизнес». (1)

Проигрывая Обаме, Трамп тем не менее выигрывает у Буша, особенно в глазах немцев с их антиамериканскими настроениями. Об этом пишет политолог доктор Торбен Лютен: «Начало 2000-х годов стало последним пиком антиамериканизма в Германии. Джордж Буш-младший стал благодарной мишенью, поскольку в его лице соединились два стереотипа: техасского ковбоя, который сначала стреляет, а потом думает, и христианского миссионера. Однако при следующем президенте-республиканце ситуация стала более размытой. Как ни странно, когда Дональд Трамп переехал в Белый дом в 2017 году, это не сопровождалось таким же приливом антиамериканизма, как в случае с Бушем. С одной стороны, его глубоко ненавидело подавляющее большинство немцев. С другой, Трамп как фигура был слишком необычен в своей чудовищной нелепости, чтобы его можно было интерпретировать как «типичного» американца. Скорее всего его воспринимали как американскую разновидность правых националистов, рвущихся к глобальному господству». (2)

Легко представить, как лично Трамп может относиться к интеллектуальной элите Запада, которая не скрывает своего враждебного отношения к нему.

Трамп — выдающийся артист

Чтобы испытать гипнотическое воздействие Трампа на аудиторию, нужно увидеть его в живую. Тогда можно будет лучше понять, почему он очаровывает и вдохновляет стольких американцев. Об этом пишет известный этнолог Дэвид Сигнер: «Во время выступлений он явно находится в своей стихии. Он говорит без запинки, наслаждается рассказом, полемикой, шутками и смехом. Словно в театре, он повторяет целые диалоги, например, требование к президенту Мексики заплатить за пограничную стену. Или говорит о «сделке» с Си или Ким Чен Ыном, представляя их в виде фигур кукольного театра. Даже если вы не согласны с его содержанием, вы должны признать, что в плане драматургии и риторики его выступление великолепно. Сложная внешняя политика превращается в базар, в словесный обмен ударами, в абсурдное «Маппет-шоу», а геополитика — в забаву». (3)

Даже в его похвале надо искать долю сарказма. Сигнер пишет: «Он выглядит приветливым и веселым. Он находит доброе слово для каждого. Но он делает это только для того, чтобы обратить эти слова против своего оппонента. Си умен, но с ним нужно быть осторожным. Джимми Картер был таким же хорошим президентом, как и Байден». И т. д. При этом не важно, что он скажет: содержание речи уже не имеет большого значения. Сигнер делает вывод: «Он увлекает, как и завораживает. Его речь и и он сам действуют как гипноз. Через час вы ловите себя на мысли, что Трампа, возможно, слишком сильно демонизируют, но на самом деле он хороший парень. Вопрос о том, правда ли то, что он говорит, вдруг становится второстепенным. После такого живого общения становится понятно, почему многие американцы от него в восторге. Вы можете назвать это все нигилистической демагогией и популизмом, но можете также признать, что он — блестящий артист, играющий гораздо лучше, чем … Байден».

Нет ничего удивительного в том, что Трамп обладает артистическими способностями. Тот, кто не овладел искусством речи, не может стать большим политиком. Эта простая истина известна всем с момента зарождения демократии. Сегодня красноречие — это билет каждого политика в большую политику. Трамп — не исключение.

Трамп — ковбой с убеждением: «Я сам себе конституция»

Пожалуй, самый необычный образ Трампа как политика создал историк, политолог и американист Бернд Грайнер в своей статье в журнале Rotary под заголовком «Миллионер против элиты». Статья была опубликована в марте 2024 года, то есть еще до президентских выборов. Естественно, реального Трампа нельзя полностью отождествлять с вымышленным образом. Тем не менее размышления Грайнера помогают лучше понять Трампа как политика. (4)

Для своего анализа Грайнер использовал роман «У нас это невозможно» (1935) американского писателя Синклера Льюиса. Главная идея романа — в Америке невозможен приход к власти такого политика как Гитлер. Уже краткая характеристика главного героя романа сенатора Уиндрипа должна во многом напоминать Трампа: во время своей предвыборной кампании сенатор утверждает, что только он владеет истиной и, в отличие от всех остальных, действительно знает, кто есть народ, чего он хочет и в чем нуждается. «Он обещает вернуть народу то, что у него отняли, и угрожает, что те, кто не подчинится, будут отстранены от народа». Главный герой романа, сенатор Уиндрип, побеждает действующего президента Франклина Д. Рузвельта не вопреки, а благодаря тому, что его сторонники знали, что он «прост, почти неграмотен, часто лжет, а его мировоззрение почти идиотское». Но это неважно, пока он плюет в суп образованных, состоявшихся и влиятельных людей, всех, кого можно назвать «элитой».

Главная особенность романа состоит в том, что у его главного героя был прототип — губернатор Луизианы Хьюи Лонг, который в то время был столь же знаменит, сколь и печально известен. Грайнер пытается провести параллели между губернатором Лонгом и Трампом. Он пишет о Лонге: «Его послание гласит: «В борьбе с политическими противниками я все беру на себя, для меня не существует никаких правил, кроме тех, которые я установил сам. Я показываю всем, кто настоящий босс. Он долго клеймил всех, кто ему досаждал, обзывая их «ворами», «паразитами» и «вшами», изрыгал ненависть, злобу и ярость, беспрестанно лгал, богохульствовал, устраивал погромы и разглагольствовал на все лады, поносил и высмеивал других, принижал их всеми возможными способами, погрязши в своем высокомерии, подлости и злобе; он наслаждался этим, ему нравилось, когда его воспринимали как человека, лишенного всякой порядочности, как неприкасаемого, с имиджем мастера на все руки, успешного, потому что беспринципного, как того, кто может по своему желанию играть темными сторонами человеческой души и при этом выглядеть изящным — часто в белом шелковом костюме с розовым галстуком, как любитель дорогого виски и эффектных женщин».

С губернатором Луизианы Грайнер связывает новую тактику в американской политике, которую он охарактеризовал следующим образом: «Негодование больше не является средством политики, но вся политика сводится к негодованию; противники и конкуренты должны высмеиваться до тех пор, пока их офисы также не будут дискредитированы и не созреют для поглощения или ликвидации». Диалог? Борьба за лучшие аргументы? Борьба за общие решения? Ничего такого, никакого самоограничения, никаких гражданских стандартов. Все направлено на то, чтобы разжечь безумие, толкая как можно больше людей к ярости. Иными словами, политические программы оцениваются не по их серьезности и выполнимости, а по их дозировке стимулятора: чем токсичнее, тем лучше».

С завидным упорством Лонг прокладывал себе дорогу к власти, возможно, следуя примеру Гитлера. Но он терпит неудачу, хотя, наверное, и не таким образом, как хотелось бы автору романа «У нас это невозможно». Зная историю Америки, сегодня можно было бы сказать, что он ушел с политической арены чисто по-американски: его застрелили. Грайнер пишет: «Для Хьюи Лонга получить звание «разрушителя системы» — это было похвалой. Избранный губернатором в 1928 году, он до такой степени обескровил политические институты Луизианы, что о разделении властей больше не могло быть и речи — настолько податливым был парламент, настолько запуганной была судебная система и настолько сговорчивой была бюрократия.

Особое значение Лонг придавал кадровой политике. Мало того, что он увольнял неугодных одного за другим и заполнял почти все должности своими людьми, включая отдаленные регионы. После избрания сенатором США в 1932 году Лонг сделал из нового губернатора «соломенного человека», рабски преданного указаниям своего хозяина. Ни одно другое федеративное государство, по общему мнению современников, никогда не вступало на столь скользкий путь к диктатуре. Когда его спросили о его понимании государства и конституции, которое он позаимствовал у путчистов, Лонг даже не стал это отрицать. «Теперь я сам конституция». Насколько далеко он мог бы зайти, можно только догадываться; в 1935 году Хьюи Лонг погиб от пуль убийцы, нанятого политическими конкурентами».

Конечно же, Грайнер не утверждает, что Трамп через 90 лет может повторить судьбу Лонга. «История, как известно, — это ансамбль непредвиденного». Его волнует другое: потенциальная возможность установления в Америки диктатуры, «потому что такие фигуры, как Лонг или Трамп, являются не причиной проблем Америки, а их выражением». Корни проблем, считает Грайнер, ведут в 1930-е годы, когда политическая система США была отравлена ядом современного популизма.

Грайнер описывает современный популизм следующим образом: «Те, кто его использует, выступают за принцип лидерства. В своем мировоззрении они исключают гражданина как участника политики; место ответственного гражданина остается пустым. Вместо этого в центре внимания оказывается народный трибун, провидец и хранитель порядка. Он уверен в том, что олицетворяет собой истину, рассчитывая не на соучастие, а на слепую преданность. В то же время он обыгрывает миф о крутом индивидуалисте, американском супермене, который в одиночку добивается невозможного».

Главный избиратель Трампа — это не бедный американец, а тот, кому есть что терять. Грайнер пишет: «Агитаторы от Хьюи Лонга до Дональда Трампа ловят рыбу не в резервуаре забытых, брошенных и отставших. Люди среднего класса, рабочие и самозанятые фермеры — вот их клиентура, избиратели, которым есть что терять, которые не хотят быть брошенными и в то же время убеждены в благословениях капитализма. Последнее объясняет, почему под критику подпадают только некомпетентные люди, но никогда экономические структуры, почему в центре внимания оказываются отдельные ошибки, а не системные недостатки».

Насколько Трамп соответствует тому образу, который нарисовал Грайнер, сегодня можно легко проверить. Многое явно не совпадает. Например, успех Трампа во многом объясняется тем, что он сумел мобилизовать многих американцев, сделать их прямыми участниками политического процесса. Захват Капитолия США сторонниками Трампа в 2021 году — наглядное тому свидетельство. Впрочем, у этой истории есть и обратная сторона медали: теперь Трамп еще больше зависит от доверия к нему тех же самых американцев, которых он втянул в политику.

Но в любом случае: в поступках и делах Трампа, как и Лонга, есть своя логика. Суть ее в том, что оба они — продукты американской политической кухни.

Трамп — популист, но не совсем типичный

Обвинение в популизме — типичный прием, используемый правящими политическими силами в политической борьбе против своих оппонентов. Было бы странным от правящих политиков ожидать признания в том, что их политика оторвана от реалий жизни или противоречит здравому смыслу, даже если это грозит экономическим и социальным коллапсом. Руководитель государства может потерять доверие, а правительство распасться, как это произошло, например, со светофорной коалицией в Германии. Тем не менее никто из правящих немецких политиков так и не признался в том, что их политика по сути оказалась глубоко популистской.

Другими словами, популизм для правящих политиков всегда находятся по ту сторону баррикад: среди оппозиции, среди разного рода движений и инициатив, выражающих свое недовольство существующим положением дел. Масштабы популизма во многом определяются тем, насколько он опасен для действующего правительства. Поэтому заработать звание истинного «популиста» не так-то просто. Его получают лишь те политики, которым, благодаря своему мастерству убеждения и своей напористости, удается привлечь к себе внимание широкой общественности. Для этого надо сильно постараться.

Звание популиста Трампу удалось заслужить еще в 2015 году — в качестве кандидата в президенты от Республиканской партии. Ян-Вернер Мюллер, автор эссе «Что такое популизм?» (2016), пишет о реакции СМИ на приход Трампа в большую политику: «Ярлык «популист» по отношению к нему для многих комментаторов теперь кажется слишком безобидным: целый ряд обозревателей не боится называть миллиардера даже «фашистом»». (5)

Главная особенность всех популистов — они критикуют элиты, противопоставляя им простой народ. Трамп — не исключение. Его поход против так называемого глубинного государства стал стержнем его политики. Здесь имеет смысл вновь обратиться к Бернду Грайнеру, который считает, что американская политика с 1930-х годов отравлена ядом современного популизма. Для него зацикленность популистов на элите и есть «элементарный ингредиент» этого яда. В своей статье в журнале Rotary под заголовком «Миллионер против элиты» он пишет: «Элита — это враги, которых можно обвинить во всем: в том, что они не испытывают никакого интереса к жизни и судьбе простых граждан; что они ставят требования меньшинств выше потребностей большинства, а собственные интересы выше общего блага; что они опекают и контролируют других людей, следовательно, нарушают исконно американский принцип равенства. У них надо отобрать страну, они ответственны за коллективную кражу и должны все без разбора привлечены к суду. Здесь честные люди, там политики, интеллектуалы, бюрократы, паразиты всех мастей: «они» против «нас», «мы» или «они»». (6)

Но было бы заблуждением, считает Грайнер, объяснять это все войной культур. Речь идет «о жестокой борьбе за власть с использованием средств культурного разграничения, с целью избавления государственных институтов от «неправильных» представителей воли народа и замены их «правильными» — не выборочно, а полностью и, главное, навсегда». Чем, собственно, и занимается Трамп. Поэтому он — типичный антидемократ, потому что, с точки зрения демократов, покушается на институты демократической власти. Удивительная метаморфоза: популист Трамп, выбранный по всем правилам американской демократии, превращается в ее могильщика. Более наглядного примера кризиса западной демократии просто трудно найти: Можно сказать, что яд современного популизма настолько глубоко проник во все поры американского общества, что стал угрожать его основам.

Впрочем, о тесной связи популизма и демократии уже давно ведутся жаркие дискуссии. Так, известный бельгийский политолог Шанталь Муффе говорит о «популистском моменте», который в настоящее время переживает все западное сообщество. Она убеждена: «Успех популистских движений — это выражение кризиса либерально-демократической политики». (7) Словом, чем больше популизма в политике, тем очевиднее становится то, что демократическая система правления находится в кризисе. Выборы популиста Трампа президентом Америки лишний раз подтверждать это простое правило.

Естественно, есть и другие критерии, которые характеризуют Трампа как популиста. Так, ему не откажешь в харизме, что, впрочем, вполне естественно, поскольку у политика без харизмы вообще нет никаких шансов стать лидером в борьбе с элитой. Еще один типичный упрек в адрес всех популистов, включая Трампа: они разобщают общество, вместо того чтобы его объединять. И т. д.

Публицист и консультант по вопросам политики и бизнеса Керстин Плеве, подводя в журнале Rotary итоги американских выборов в 2015 году, указывает на новую власть полемики и популизма, которую принес вместе с собой в политику Трамп. Она пишет: «Дональд Трамп — не первый и не последний политик, который использует инструменты лжи, клеветы, обобщения и дискредитации и при этом без устали тычет пальцем в раны общества. Однако тот факт, что это происходит в Америке, внутри мировой державы с глубоко укоренившимися ценностями свободы и демократии, поражает и пугает. Популизм снова стал социально приемлемым, а бывшая звезда реалити-шоу Трамп показал всему миру, а вместе с ним и всем ликующим правым партиям, насколько влиятельными могут быть социальные сети и Twitter, когда сообщение подается так, что люди ощущают себя понятыми, находясь на одной волне с отправителем, воспринимают его намного ближе, чем политического оппонента». (8)

И все же Трампа трудно назвать типичным популистом в длинном ряду популистов всех мастей, начиная с левого популиста Уго Чавеса и кончая правой популисткой Марин Ле Пен. Даже такой патриарх популизма как Виктор Орбан, которому долгое время удается удерживать власть в стране, проигрывает Трампу в популизме. Причина одна: Трамп является американским популистом, то есть популистом в стране, претендующей на мировое господство и во многом определяющей мировой порядок, особенно после развала Советского Союза. Американская элита — это вершина айсберга международной элиты. Объявляя ей войну, Трамп объявляет войну всей системе мироустройства, сложившейся на Западе за последнее время. Он внутри этой системы, а не за ее пределами, как все остальные популисты. И в этом его особенность.

Трамп — националист в хорошем смысле этого слова

Трамп — не только популизм, но и националист, поскольку интересы американского народа для него важнее всего. С лозунгом «Америка превыше всего» он и пришел в большую политику. Тем самым он поставил под сомнение тот мировой порядок, который США, оставшись после развала Советского Союза в качестве единственной супердержавы, принялась устанавливать с особым рвением. Растерянность правящих элит в европейских странах, не знающих, чего еще ожидать от американского президента, должна лишний раз доказывать высочайшую степень опасности для западного мира такого поворота в американской политике.

Еще в марте 2017 года, в самом начале правления Трампа, журнал Rotary посвятил этой теме отдельный номер с заголовком «Прощание с глобальной политикой». Общий характер экспертного анализа журнала довольно ясен: ничего хорошего от администрации Трампа ждать не приходится.

Один из самых известных экспертов по современной истории Германии и Европы, Ян Кершоу, напрямую связывает поворот в международной политике с победой Трампа на выборах в 2016 году. В своей статье в журнале Rotary под заголовком «Новый век неопределенности» он пишет: «Начало президентства Дональда Трампа наглядно продемонстрировало, что в мире происходят эпохальные перемены. Со времен Второй мировой войны приверженность США Европе — ее институтам, экономике и не в последнюю очередь безопасности — стала важнейшей основой европейской стабильности. Президент Трамп ставит все это под сомнение, называя НАТО «устаревшим», выступая за политику изоляционизма и протекционизма под лозунгом «Америка прежде всего» и обхаживая путинскую Россию, публично заявляя, что закат Европейского союза его бы вполне устроил». (9)

Победный марш партии Ле Пен, Brexit, путинская аннексия Крыма, кризис беженцев как следствие ужасной войны в Сирии, террористические акты во Франции, Бельгии и Германии, растущая поддержка населения националистических и ксенофобских партий — все это свидетельствует о вступлении в новую эпоху неопределенности, которая сто лет назад уже приводила Европу к краху. Сегодня, считает Кершоу, национализм и расизм вновь угрожает Европе. «Неудивительно, что общее настроение в Европе глубоко пессимистично», отмечает он.

Несомненно, президентство Трампа — это решающий признак переломного момента в международной политике. В данном случае речь идет о повсеместном росте национализма, что и манифестирует собой победа Трампа на выборах. Этот процесс, по мнению Кершоу, имеет глубокие корни. Он пишет: «Рост национализма во многом является результатом сочетания двух факторов. Первая — это широко распространенное недовольство и гнев проигравших от глобализации. … Вторая — потеря чувства идентичности в результате массовой миграции (что также являющейся частью глобализации) в сочетании со страхами и отсутствием безопасности, вызванными международным терроризмом. При этом международные институты далеки от повседневных забот».

Так возникает дилемма, которую Кершоу описывает следующим образом: «Демагогам легко использовать гнев населения (во многом обоснованный) и предлагать, казалось бы, простые и привлекательные националистические решения. … В то же время необходимо признать, что глобализация не дает миллионам людей никакой надежды на лучшее». Из этого следует вывод: «Во времена экономических трудностей многие люди неизбежно ищут козлов отпущения. Сравнительно легко им обвинить иностранных рабочих, беженцев или Брюссель».

Ничего нового в этой аргументации нет, но она лишний раз должна доказать старый нарратив демократов: демагогия националистов — это не решение проблем. Кершоу рассматривает национализм исключительно в негативном свете, где-то даже путая его с нацизмом, делая знак равенства между современной эпохой неопределенности и межвоенным периодом первой половины 20-го века, когда к власти пришли фашисты и национал-социалисты. Его отношение к надвигающемуся на весь мир национализму более чем однозначно. Он пишет: «Национализм не способен предложить реальные решения проблем, которые так очевидны в современном мире. Международный терроризм требует ответа, основанного на международном сотрудничестве. Процветание во многом основано на свободной торговле. Мир во всем мире зависит от соблюдения международного права. Наиболее вероятным результатом протекционизма Трампа станет торговая война не только с Европой, но и с Китаем, которую американцы, скорее всего, не выиграют, но нанесут огромный ущерб мировой экономике. Если, конечно, его не убедят в столь негативных последствиях для США. Как это повлияет на глобальную геополитическую ситуацию, предсказать невозможно. Но вряд ли последствия будут положительными».

Тем не менее сам Кершоу не предлагает каких-то эффективных методов преодоления национализма Трампа. Он лишь надеется на исцеляющие действие времени, на давно назревшие структурные реформы Европейского союза, на правовое и конституционное давление в США на нового президента и на то, что угроза торговой войны с Китаем сможет убедить его отказаться от некоторых потенциально вредных шагов. Исход поединка между старой и новой Америкой он не решается предсказать. Он признается: «Легче осознать проблемы новой эпохи, чем найти для них решения. Никто не может предсказать, что произойдет в ближайшем будущем».

Все же сближении двух ведущих атомных держав, США и России, возглавляемых двумя яркими сторонниками национализма, Трампом и Путиным, он все же увидел положительное веяние времени. Он пишет: «Новое сближение между США и Россией может — вопреки ожиданиям — снизить, а не усилить международную напряженность, благоприятно отразиться на сирийском конфликте и тем самым уменьшить число беженцев». То же самое хотелось бы сказать и об Украине. В первое правление Трампа эскалацию конфликта на Украине удалось избежать. Не случайно сегодня Трамп заявляет о том, что при нем не было бы и войны на Украине. Поэтому надежда Кершоу на возможность мирного улаживания мировых конфликтов при участии США и России остается в силе: совместные усилия двух атомных мировых держав могут внести реальный вклад в установление мира не только на Украине, но и в целом на земле, как, впрочем, это им во многом удавалось делать даже в условиях Холодной войны.

Так что национализм Трампа — в хорошем смысле этого слова — может оказаться более эффективным в решении назревших мировых проблем, чем взятая на себя миссия Америки сделать весь мир счастливым по образцу западно-либеральной демократии.

Трамп — американский Робин Гуд мирового масштаба

Без всяких сомнений: Трамп — представитель простых граждан Америки, которые ничего не выигрывают от глобализации. Они его и выбрали дважды в президенты Америки. Филипп Тер, профессор восточноевропейской истории Венского университета и автор книги «Новый порядок на старом континенте» (2016), считает, что наиболее важный контингент избирателей Трампа — это белые американцы со средним или низким уровнем образования. Он пишет: «С 1980-х годов эта группа населения больше всего пострадала от открытия рынков, перемещения промышленности и конкуренции на рынке труда. В средней возрастной группе продолжительность жизни даже снизилась — беспрецедентный случай для промышленно развитой страны. Нет ничего удивительного в том, что эта часть населения восстает против «системы», точно так же, как промышленные рабочие центральной и северной Англии и их потомки восставали против ЕС и, прежде всего, против финансового центра Лондона во время Brexit». (10)

Но Трамп не был бы Трампом, если бы не ополчился против глобализации в целом, штаб-квартира которой как раз и находится в Америке. Журнал Rotary посвятил этому вопросу отдельный номер, озаглавив его «Восстание против глобализации». Исследуя причины исторического избрания Трампа 45-м президентом США, журнал пишет: «Победа Дональда Трампа на президентских выборах в США не в последнюю очередь стала результатом растущего гнева против глобализации, которая привела к огромному процветанию в нескольких местах, но другие регионы оставила в руинах». Доказательством тому служит сопротивление Трампа так называемой «калифорнийской идеологии».(11)

Речь идет о глобализации в эпоху Интернета. Журнал Rotary пишет: «Середина 1990-х годов была временем перемен: коммунизм и его плановая экономическая модель только-что рухнули. Запад доказал свое экономическое и культурное превосходство. После снятия «железного занавеса» товары, услуги и, прежде всего, люди теперь могли свободно перемещаться по всему миру. Цифровая революция дала решающий толчок глобализации. С появлением бесплатного интернета впервые в истории была создана платформа, на которой люди по всему миру могли напрямую общаться друг с другом».

Эпицентром этого развития стала Калифорния, где зародилось новое мировоззрение, которое должно было стать доминирующим не только в киберпространстве, но и во всем мире. А именно: «Информационные технологии должны увеличить власть человека и укрепить его личную свободу — и в то же время уменьшить влияние традиционных государств. Существующие социальные структуры и условности должны исчезнуть в пользу неограниченных взаимодействий между автономными людьми и их программным обеспечением».

Одним словом, на смену национальным государствам в будущем должно прийти глобальное государство, основанное на Интернете и цифровых технологиях. Именно глобальные игроки должны управлять этим новым миром, обещая мир, спокойствие и процветание для всего человечества. «Гуру новой эры провозглашали, что мир станет свободнее, круче и дешевле».

Но обещания оказались фикцией и в очередной раз показали истинную природу глобализации. Журнал Rotary пишет: «Чем сильнее и мощнее становилось влияние Кремниевой долины, тем сильнее была жажда большего — и тем меньше хотелось принимать во внимание заботы остального мира. Сначала Amazon вытеснил книжные магазины, а вскоре и все виды розничной торговли в аналоговом и цифровом мире. Из любимой поисковой системы, которая бесплатно вела своих пользователей по просторам Всемирной паутины, Google превратился в цифрового левиафана, который, не заботясь о пользователях, открывал и коммерциализировал все новые и новые области Интернета. И Facebook действует бессовестно, зная все о своих клиентах».

Более того, интернет ускорил концентрацию экономической власти в руках нескольких монополистов. Журнал Rotary пишет: «Также стало ясно, что интернет работает иначе, чем все предыдущие рыночные площадки. Независимо от сегмента, пользователи не распределены равномерно по всему миру, а всегда стекаются к лидерам рынка. Победителям достается все. И почти все они находятся в Калифорнии».

На самом деле в этом нет ничего удивительного: в рамках процесса деиндустриализации, начатого Тэтчер и Рейганом в 1980-х годах, промышленное производство было перенесено в Азию — в расчете на то, что развитие технологий и услуг, в том числе финансовых, останется в руках передовых индустриальных стран. Это превратилось в новую форму колонизации: развитые страны продают услуги и технологии бедным странам, а те производят соответствующую продукцию для развитых стран. Запад ничего не теряет, потому что именно он определяет цены на продукцию. Как пишет журнал Rotary: «Разделение труда развивалось почти во всех отраслях производства: рабочие места мигрировали из богатых стран Европы и Северной Америки в азиатские страны-тигры, а дома оставались только отделы по разработке технологий».

Эта система работала вполне успешно, пока другие страны не начали производить собственные технологии и услуги, в том числе в рамках цифровой революции. Доходы и уровень жизни в промышленно развитых странах начали падать, особенно в тех странах, которые в свое время наиболее успешно провели деиндустриализацию. Соединенные Штаты занимают здесь первое место, ввергнув себя в тотальную зависимость от товаров со всего мира, прежде всего из Китая.

Поэтому вполне логично желание Трампа вернуть Америке ее промышленную мощь. Журнал Rotary пишет: «Самое удивительное, что для осознания этих контрастов потребовалось избрание Дональда Трампа. Будущий президент прекрасно понимал это и в своей предвыборной кампании сыграл на гневе тех, кто остался за бортом глобализации. Он намеренно направил недовольство избирателей в сторону Калифорнии, объявив, что будет следить за тем, чтобы Apple снова производила продукцию в Америке».

Таким образом, Трамп, чтобы не потерять доверие своих избирателей, должен обуздать аппетиты глобальных игроков в Калифорнии и направить их на нужды американского народа. В этом, пожалуй, и состоит главная идея Трампа как политика и бизнесмена: не частные компании, не международные глобальные игроки из Калифорнии, а США в целом должны теперь действовать как глобальный игрок, чтобы не проиграть в жесткой конкуренции за новые технологии, в первую очередь с Китаем. Только так вся Америка, включая простых американцев, сможет извлечь выгоду из глобализации. О серьезности намерений Трампа свидетельствует его желание инвестировать в искусственный интеллект пол триллиона долларов, объявленное им в первый же день своего пребывания в должности президента США.

Собственно, Трамп должен осуществить то, чем уже давно занимаются другие «националисты», включая Путина и Си Цзинь пина, а именно, мотивировать своих миллиардеров инвестировать деньги прежде всего в свою собственную страну. Это, так сказать, национализация капитала в противовес его интернационализации в рамках неолиберальной экономической модели. Это очень серьезный удар по международной финансовой элите со штаб-квартирой на Уолл-Стрит, которая, подхватив некогда популярный лозунг рабочего класса «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!», сделала его своим собственным лозунгом: «Олигархи всех стран, объединяйтесь!». Таким образом, Трамп неизбежно превращается в борца с калифорнийской идеологией, игнорирующей интересы простых американцев, то есть становится противником нынешней формы глобализации. Чем не американский Робин Гудом глобального масштаба!

Восстание против глобализации, с которым напрямую связан успех Трампа на президентских выборах, во многом определяет его отношение к трансатлантизму, Европе и России, странам БРИКС и концепциям западных глобалистов по построению однополярного мира, международным институтам и многим другим вопросам мировой политики. Но это тема отдельного разговора.

Трамп — авторитарный правитель по принуждению

Трамп — авторитарный правитель, что тоже вполне естественно, иначе он не смог бы возглавить восстание против глобализации, международной элиты, существующей системы. У него просто нет другого выхода: любая его оплошность или неуверенный шаг — это повод для удара возмездия тех, против кого он восстал.

Но Трамп — это не просто один из правителей из длинного списка таких же как он авторитарных руководителей государств, включая Путина, Си Цзинь пина, Орбана или Эрдогана. Нельзя забывать, что он — правитель Америки. Тень особой американской миссии сопровождает страну с первых дней ее становления, найдя свое отражение в доктрине Монро, объявившей Америку зоной, свободной от войн и конфликтов, а позже в доктрине Трумана, возложившей на США ответственность по защите западных ценностей перед лицом коммунистической угрозы. Сегодня миссия Америки состоит в том, чтобы на обломках социалистического лагеря построить однополярный мир. В основе этой миссии лежит святая вера в то, что после развала Советского Союза только США способны уберечь мир от хаоса.

Страх оказаться за бортом истории, не выполнив предназначенную Америке миссию, сопровождает любого американского президента, принуждая его говорить с остальным миром только с позиции силы. Как бы сегодня сказали: типично по-трамповски. Об этом пишет, в частности, уже упомянутый выше историк, политолог и американист Бернд Грайнер в статье журналу Rotary под заголовком «Упадок Америки как шанс для Европы» (2021). (12)

Поскольку Америка, следуя своей миссии, хочет утвердить свои притязания на мировой порядок, она неизбежно сталкивается с сопротивлением, которое должна преодолевать. Грайнер говорит об американской интервенции, которая, как он считает, приносит миру больше вреда, чем пользы. Он пишет: «Соединенные Штаты несут ответственность за наибольшее количество военных интервенций, они неоднократно развязывали агрессивные войны и попирали международное право, они и сегодня тратят больше всех денег на вооружение и содержат больше военных баз по всему миру, чем все остальные государства вместе взятые, они являются абсолютным лидером в свержении непопулярных правительств, в том числе демократически избранных».

На этом пути к мировому господству США приобретает больше врагов, чем друзей. Грайнер перечисляет лишь часть того ущерба, который США нанесли другим странам: «через военные интервенции, такие как на Кубе, во Вьетнаме, Лаосе, Камбодже, Гренаде, Афганистане и Ираке, через более или менее успешные «смены режимов», например, в Иране и Конго, в Гватемале, Британской Гвинее и Доминиканской Республике, или через годы пособничества государственным террористам, как в Индонезии, Чили и Аргентине». И добавляет: «Список примеров неполный, но выводы очевидны. Многие регионы Юго-Восточной Азии или значительной части Латинской Америки восстановили мир на своей земле только после ухода Соединенных Штатов. Но в каждом случае их общественное положение оказывалось хуже, чем оно было раньше. В этом свете катастрофические последствия 20-летней «войны с террором» на Ближнем Востоке и в Гиндукуше являются частью общей картины и еще одним доказательством того, что бесконечная борьба Вашингтона с реальными или воображаемыми врагами приносит стране как раз то, чего она больше всего не хотела бы: рост числа противников и новых врагов».

Оправданием американской экспансии служит стойкий нарратив о том, что без твердой руки США мир погрузится в хаос. Грайнер пишет: «Такие обоснования можно найти в редакционных статьях, партийных программах и политических речах: потому что ядерный зонтик незаменим, потому что враги демократии якобы только и ждут, когда США ослабнут, потому что общие ценности важнее, чем случайные промахи. И так далее и тому подобное как вариация поговорки, придуманной Уинстоном Черчиллем относительно демократии. Соответственно, какой бы плохой ни была Америка как руководящая держава, мы должны смириться с этим, потому что все остальное еще хуже».

Так сформировалось особое самовосприятие американцев, питая их веру в миссию Америки. Грайнер пишет: «Их вечные разговоры об «избранной нации» и Америке как «лучшей и последней надежде» на земле не только звучат как писанные истины, но и призваны быть таковыми. А именно — как политическое естественное право. Америка лидирует, потому что она фундаментально превосходит весь остальной мир и поэтому рождена для лидерства — если и есть политический знаменатель, который лежит в основе республики с момента ее создания, то это именно он. Вот почему «Америка прежде всего» — это не просто броский лозунг. Этот лозунг обозначает главный национальный нарратив, который не может и не хочет отрицать свою близость к старому как мир правилу: сильные правят, слабые следуют, слабейшие терпят».

Казалось бы, ничего необычного в этом нет: подобным образом ведут себя все великие державы. Но в американской миссии Грайнер видит нечто особенное — ее религиозно-мистические корни. Он пишет: «Особенностью США является тревожащая американцев оборотная сторона их самовосприятия — страх перед собственной уязвимостью. То, что эксперимент «Нового мира» может провалиться из-за злобных внешних врагов или из-за внутренних противоречий, и что «нация-искупитель», призванная искупить мир по божественному мандату, все же в случае неудачи согрешит против Бога — такая драматизация зла не может быть отделена от чрезмерной идентификации с добром. Не зря историки говорят об одержимости, близкой к истерии и паранойе. Кажется, что речь идет в целом о мире, где повсюду таится опасность, угрожающая жизни».

Страх американцев перед собственной уязвимостью во многом определяет внешнюю политику США, прежде всего в сфере безопасности. Грайнер пишет: «Стремление к полной безопасности напрямую связано с фантазиями об уязвимости. На протяжении десятилетий велись ожесточенные споры о том, как добиться этой цели, пока в конце Второй мировой войны не появилась соблазнительная панацея: военное превосходство. С тех пор национальная безопасность и вооруженные силы стали синонимами. Более того, в обществе процветает идея, что самоутверждение зависит от вооруженного доминирования. Именно эта идея крутится в мыслях тех экспертов, которые хотят быть услышанными в самом ближнем кругу власти, и этой идее до сих придерживались почти все президенты. Исходя из этого, элиты, отвечающие за международную политику, по-своему определяют безопасность страны: стабильность — это синоним американского превосходства, баланс сил существует только тогда, когда Соединенные Штаты доминируют во всем, превосходя остальных по отдельности или какого-либо враждебного союза».

Но накопление военной техники или полные до краев оружейные склады, считает Грайнер, еще ничего не означают. Он пишет: «Доминирующая власть должна демонстрировать готовность применить силу, иначе не будет порядка. Как только готовность применить силу ставится под сомнение, она теряет престиж и авторитет — именно это убеждение определяет политический стиль Америки. В первую очередь востребованы методы запугивания, принуждения и шантажа. Иными словами, под страхом скатиться в более низкую весовую категорию США никогда не должны упускать из виду одну максиму: власть основана на страхе, а без нагнетания страха вы обрекаете себя на бессилие».

При этом разница между нагнетанием страха или применением военной силы, считает Грайнер, для США не играет никакой роли. Он пишет: «Решающим фактором является политическая готовность к насилию. Для того чтобы продемонстрировать решимость, военные действия и война не являются исключением из правила. Они являются не последним из возможных, но предпочтительным инструментом. Важно задействовать силовые средства в местах, не имеющих заметного стратегического, экономического или политического значения, проводить границы и защищать претензии даже в самых отдаленных уголках. В этом отношении война без причины может быть даже более продуктивной, чем война по веским причинам».

Грайнер говорит о «символизме поступка», которую США продемонстрировали во время войны во Вьетнаме и Афганистане. Он пишет, делая в общем-то печальный вывод: «В обоих случаях востребованным был символизм поступка. В результате замкнутый круг превратился в стратегическую мудрость: Вашингтон должен демонстрировать решимость, чтобы защитить свои интересы. А его интересы как раз и заключаются в решительных действиях. Руководствуясь такими догмами, США неоднократно попадали в ловушки, созданные ими самими».

Конечно, Трамп, как и каждый американец, боится собственной уязвимости, а как президент он должен демонстрировать силу Америки. Он не имеет права проявлять слабость, тем более допускать, чтобы кто-то мог влиять на его политику. Особенно это касается серьезных
соперников, таких как Россия и Китай. Так что авторитаризм Трампа — это еще и элемент принуждения к миссии. Собственно, Трамп тем и занимается, что рассыпает по всему миру панегирики или угрозы, в зависимости от ситуации, показывая всему миру, кто в доме хозяин.

Но можно ли его назвать догматиком, способного в очередной раз загнать Америку в ловушку? Спорный вопрос. По крайней мере, за его планами мирного урегулирования конфликтов, особенно на Украине, не стоит готовность прибегать к самым крайний мерам — к применению атомного оружия. Уже само желание договариваться с Путиным говорит о том, что Россия вернула себе статус законного врага, каким обладал во время Холодной войны Советский Союз. Более того, администрация Трампа открыто признала, что Запад на Украине ведет прокси-войну с Россией, то есть речь идет не только о конфликте между Россией и Украиной, но прежде всего о глобальном геополитическом противостоянии между Западом и Востоком. Такое признание ставит крест на криминализации войны (термин Карла Шмитта), исходным пунктом которой можно считать грузинскую войну 2008 года.

Именно тогда Запад взят курс на дискредитацию путинской России, желая нанести ей стратегическое поражение. Россию необходимо было представить в глазах мировой общественности как криминального преступника, с которым необходимо бороться всем миром — как со всемирным злом. С таким преступником нельзя договариваться, а в борьбе с ним хороши все средства, поскольку он подлежит уничтожению. В случае с атомной державой, какой является Россия, такая криминализация войны звучит как призыв к третьей мировой войне. Судя по высказываниям Трампа, он это хорошо понимает.

Конечно, как любой большой политик, Трамп одержим своей собственной миссией, которая и делает его настоящим политиком, в отличие от тех, для кого политика — это профессия (согласно терминологии Макса Вебера в его книге «Политика как профессия»). Но в чем заключается эта миссия? Только ли в том, чтобы Америку снова сделать великой, сохранив за ней статус единственной и неповторимой супердержавы? Конечно же, Грайнер прав, критикуя такую миссию Америки, которая приносит миру больше вреда, чем пользы. Но все же в его критике есть один пробел. Всегда ли миссия Америки состояла в том, чтобы добиться господства в мире? Например, долгое время США, строя на американском континенте свой новый свободный мир без войн и конфликтов (в противовес погрязшей в войнах Европе), проводили политику самоизоляции. К идеи мирового господства Америка пришла лишь в начале 20-го века, долгое время колеблясь между самоизоляцией и интервенций.

Не эту ли старую и, можно сказать, изначальную миссию и хочет вернуть Трамп Америке, провозглашая политику самоизоляции и мира? В этом случае авторитаризм Трампа и его проявление силы — это не призыв к военным действиям или войне, а, скорее, наоборот: своего рода превентивные меры для того, чтобы избежать еще большей конфронтации.

Не исключено, что его миссия в чем-то пересекается с намерениями других авторитарных политиков, например, Путина или Си Цзинь пина, которых объединяет стремление построить на земле более сбалансированный и справедливый многополярный мир. Не исключено, что когда-нибудь, следуя своим намерениям, эти три политика сядут за стол переговоров, чтобы обсудить структуру миропорядка в будущем, как это сделали три других больших политиков в Ялте в 1945 года, договорившись о послевоенном мире. Политическая основа для Ялты 2 имеется: все три политика отвергают трансатлантизм как идеологию Холодной войны, ставшего анахронизмом после 1989 года. Таким образом, речь может идти о вступлении в новую эпоху — в эпоху пост-трансатлантизма, отказавшись от сомнительного термина «пост-демократия».

Трамп — прилежный христианин с правым уклоном

Важную роль в политике Трампа играет религия. Но речь идет не столько о религиозной принадлежности Трампа и его сторонников (в их религиозном консерватизме можно не сомневаться), сколько о религиозном движении в политике США, которое в последнее время набирает обороты. У этого движения есть свое имя: правые христиане.

Впервые о них заговорили в начале двухтысячных, во время правления республиканца Буша-младшего. Так, в 2005 году вышла книга немецкого политолога Йозефа Брамля «Америка, Бог и мир. Внешняя политика Джорджа Буша на основе правого христианства», где он обрисовал основные контуры нового политического движения. Немецкая пресса не оставила книгу без внимания. Например, Deutschlandfunk опубликовал обзорную статью по книге Йозефа Брамля. (13)

В 2007 году в статье «Христианские правые в США» более подробный анализ движения сделал другой немецкий политолог, Манфред Брокер. В частности, он отметил, что в последнее правые христиане добились большого влияния на республиканскую партию, глубоко внедрившись в ее ряды. Они также сыграли важную роль в избрании Буша младшего президентом, хотя и не достигли желаемого: Буш не проявил достаточного упорства в реализации их программы. (14)

Легко представить, что весь этот политический груз лег на плечи другого республиканца — Дональда Трампа. Доказательством тому может служить еще одно замечание Манфреда Брокера в адрес правых христиан: «Если оглянуться на их 30-летнее существование, то можно сказать, что христианские правые прошли через успешный процесс обучения и адаптации, который укрепил их организационную структуру и расширил палитру стратегий. Сегодня они гораздо успешнее, чем в первые годы, удерживают своих членов в долгосрочной перспективе, находят стабильные источники финансирования и заявляют о себе в политическом процессе как о серьезных игроках».

В обзорной статье по книге Йозефа Брамля в Deutschlandfunk указывается на особую набожность протестантской Америки, чем был поражен еще Алексис де Токвиль во время своего путешествия по Америке. По мнению французского аристократа, Соединенные Штаты — это то место в мире, «где христианская религия сохраняет самую реальную власть над душами людей».

Тем не менее движение «Правых христиан», опирающегося в основном на евангелистов, появилось в Америке не так давно. В 1980-х годах, после «консервативной революции» Рональда Рейгана, дистанция между религией и политикой даже уменьшилась. С середины 1960-х годов доля населения, придерживающегося светской ориентации, удвоилась, правда, потенциал евангельских христиан тоже увеличился. В целом протестанты — это крупнейшая религиозная община в США, составляющая более половины всего населения. А внутри этой общины консервативные евангелисты — самая сильная группа. Легко представить, какую роль в политике могут играть «истинные верующие», выступая в защиту традиционных «американских ценностей».

Согласно Брокеру, движение «Правые христиане» возникло в 1970-х годах как протестное движение. Он пишет: «До 1970-х годов американский евангелизм был в значительной степени аполитичен. Только потом произошла (частично) их политическая мобилизация — в ответ на протестную активность леволиберальных общественных движений, включая студенческие движения, движение за мир, женское и гомосексуальное движения, в ответ на появление «контркультуры» под влиянием студентов с их неприятием протестантской этики и буржуазной сексуальной морали, а также, и это прежде всего, в ответ на различные постановления Верховного суда, включая запрет утренних молитв и чтение Библии в государственных школах, легализацию абортов».

Лишь в самом начале это движение склонялось с фундаментализму и радикализму, предвещая ему его быстрый конец. Но прогнозы не оправдались. Брокер пишет: «На самом деле, христианские правые смогли окончательно утвердиться в качестве политической силы в США. После агрессивного начала они пережили процесс трансформации, которая отличалась организационными реформами, а также программной и стратегической умеренностью».

Если в 1980-е годы правые христиане боролись за моральное обновление общества, объявляя кампанию против либерализма, гуманизма, феминизма и секуляризма, то с 1990-х годов в их программах стали преобладать более конкретные политические требования. Брокер пишет: «Внутриполитическая цель правых христиан — восстановить христианско-протестантскую «доминирующую культуру» США путем запрета однополых браков, интернет-порнографии и (интернет-) азартных игр, запрета абортов, эвтаназии, исследований стволовых клеток и клонирования, путем восстановления школьных молитв, включения библейской истории творения (вместо дарвиновской теории эволюции) в уроки биологии, путем государственного финансирования религиозных (евангельских) государственных школ и т. д., остановив или даже обратив вспять процесс социокультурной модернизации и либерализации, ускорившегося с 1960-х годах. Они считают Америку избранной нацией, чьи христианские основы должны быть сохранены, чтобы не потерять Божью защиту и милость».

Кроме того, подчеркивает Брокер, правые христиане считают, что гомосексуалистам больше нельзя служить в армии и заключать однополые браки, что половое воспитание должно быть отменено или заменено специальной программой, «которая учит сексуальному воздержанию до брака как моральный образец». Довольно типичным для правых христиан является неприятие международных организаций, таких как ООН или ЮНЕСКО, которые, по их мнению, угрожают суверенитету США и проводят «светско-либеральную», «антихристианскую» политику.

Государство Израиль пользуется среди них особой поддержкой. Брокер пишет: «Требование произраильской политики со стороны правительства США оправдано эсхатологически. Согласно этому принципу, основание государства Израиль рассматривается как знак скорого возвращения Христа, которое не может состояться без существования еврейского государства в его библейских границах. В этом отношении они выступают, в частности, против возвращения оккупированных земель и создания собственного палестинского государства». И т. д. Стоит отметить, что многие программные пункты правых христиан находят свое отражение в политике Трампа.

Новое политическое движение — это образец того, как в рамках представительной демократии можно добиться своих целей, не прибегая к революционным методам борьбы. Блокада клиник, где делают обороты, массовые демонстрации перед зданием Конгресса или Верховного федерального суда ушли в прошлое. Правые христиане с успехом адаптировали современные методы политической борьбы, действуя скорее как американские профсоюзы, чем как религиозные протестные движения в других частях света. Брокер перечисляет эти методы: «Их новый репертуар стратегий включает в себя инсайдерское лоббирование в Конгрессе, Белом доме и в судах (в последнем случае путем проведения пробных судебных процессов или представления собственных юридических заключений в важных разбирательствах), инициирование или поддержку референдумов на местном и национальном уровне (например, против однополых браков), влияние на «атмосферу мнений» с помощью рекламных кампаний в СМИ и публикации книг и брошюр. Более того, за последние 20 лет правые христиане использовали два главных пути политического влияния: «проникновение» в руководство Республиканской партии (G.O.P.) и мобилизация избирателей для поддержки консервативных кандидатов на местном, государственном и национальном уровнях».

Но, пожалуй, ключевой пункт в позиции правых христиан — это их изначальная склонность к политике изоляции. Брокер пишет: «Америка рассматривается как «образцовая нация», пример для подражания всему миру, а не как «государство-крестоносец». Однако 11 сентября 2001 года и начало войны в Ираке изменили их отношение — параллельно с общей тенденцией среди населения — и привели к союзу с неоконсерваторами, которые выступают за унилатеральную политику вмешательства. Эта связь удивительна, поскольку эти две группы придерживаются совершенно разных мнений в идеологическом плане и в суждениях по другим политическим вопросам».

Таким образом, Америка вновь натолкнулась на дилемму между политикой изоляции и политикой интервенции, которую достаточно подробно описал Карл Шмитт в своей книге «Номос земли» (1950). В противостоянии этих двух векторов международной политики он видел диалектику исторического развития американского общества, считая, что со временем дилемма между изоляцией и интервенцией будет только возрастать. Но это тема для отдельного разговора.

Трамп — реальная угроза старому миру

Публицист и консультант по вопросам политики и бизнеса Керстин Плехве сопровождала множество избирательных кампаний в США, в том числе поддерживала предвыборную кампанию Хиллари Клинтон. Для нее победа Трампа над госпожой Клинтон — это своего рода землетрясение (свою статью в журнале Rotary она так и озаглавила: «После землетрясения»), призывая всех извлечь из итогов выборов в США серьезные выводы. (15)

Противники Трампа надеются на то, что ему не удастся, особенно в долгосрочной перспективе, осуществить задуманное. Так, журнал Rotary, подводя итоги выборов 2016 года, в статье «Сильный президент, еще более сильная конституция» рассуждает о том, почему американская демократия переживет и Дональда Трампа. Итог рассуждений: «Пока неясно, войдет ли Трамп в историю как великий президент или будет изгнан с поста за проступки, как Ричард Никсон. Игра будет длиться четыре года или максимум восемь лет. Кстати, именно это отличает качество американской демократии от нашей (европейской, зам. автора): она старше, потому что воспринимает людей менее серьезно, чем институты». (16)

Ульрих Менцель, автор книги «Мировой порядок» (2015), в статье «Что удерживает мир вместе — и почему он разваливается» рассуждает о причинах и последствиях политики Трампа для западного мира. Менцель считает, что с приходом Трампа в большую политику способность поддерживать мировой порядок сокращается, хотя потребность в этом растет. Для него это ничто иное, как конец старого мира. Он пишет: «С тех пор как Тереза Мэй пообещала жесткий Brexit, а в Белом доме к власти пришел непредсказуемый Трамп, удерживать мир вместе стало еще сложнее. Пример Великобритании создает прецедент для популистов Европы. Марин Ле Пен объявила, что в случае победы на выборах она выйдет из ЕС. Если Франция выйдет из ЕС, Европе придет конец. Трамп еще более опасен для сохранения мирового единства. Если он действительно реализует объявленный им курс на изоляцию и отменит международные соглашения и организации, которые США сами создавали после 1945 года, то некому будет заботиться о международном распределении товаров, что стоит в основе мирового единства. Если он поставит под сомнение западные ценности, США потеряют мягкую силу, необходимую для сохранения гегемонии». (17)

Судя по всему, противники Трампа сделали свои выводы из выборов 2016-го года. Это выразилось в саботаже чиновников при реализации проектов Трампа, а также в том, что ему резко ограничили доступ к основным средствам массовой информации. Но и Трамп сделал из первого срока правления свои выводы: теперь на его стороне социальная сеть Х (бывший Твиттер) Элона Маска, а разного рода саботажникам, в том числе американским чиновникам, он объявил настоящую войну. В логике ему здесь не откажешь. Весь мир сегодня с напряжением наблюдает, как Трамп, являясь популистом, националистом и антиглобалистом в одном лице, в реальном времени превращает свои программные обещания в реальную политику.

То, что ему не удалось осуществить в первый срок его правления, он активно продвигает сегодня, можно сказать — очень даже активно, в спешке. Противников своего курса он должен держать в постоянном напряжении, чтобы они не успехи организовать коллективное сопротивление. Это еще одно доказательство наличия внутренней логики политики Трампа.

1. https://rotary.de/gesellschaft/kalifornien-so-wie-trump-und-ich-es-erinnern-a-9944.html

2. https://rotary.de/gesellschaft/ami-go-home-a-18856.html

3. https://rotary.de/gesellschaft/von-gott-gemacht-fuers-volk-a-23289.html

4. https://rotary.de/gesellschaft/ein-millionaer-gegen-die-elite-a-23288.html

5. Jan-Werner Müller, Was ist Populismus?, Suhrkamp Verlag Berlin, 2016, S. 10.

6. https://rotary.de/gesellschaft/ein-millionaer-gegen-die-elite-a-23288.html

7. https://rotary.de/gesellschaft/der-populistische-moment-a-10638.html

8. https://rotary.de/gesellschaft/nach-dem-beben-a-9945.html

9. https://rotary.de/gesellschaft/ein-neues-zeitalter-der-unsicherheit-a-10369.html

10. https://rotary.de/gesellschaft/vom-neoliberalismus-zum-illiberalismus-a-9965.html

11. https://rotary.de/gesellschaft/ein-aufstand-gegen-die-kalifornische-ideologie-a-9943.html

12. https://rotary.de/gesellschaft/amerikas-abstieg-als-chance-fuer-europa-a-18849.html